Николай Бойков - Дом на волне…

© Николай Бойков, 2016

Редактор А. Быстрова

ISBN 978-5-4474-0380-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Тексты песен и стихов Н. Бойкова

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Капитан, Александр Павлович, 45—50 лет.

Дед, старший механик, Григорий Мартемьянович, сверстник капитана.

Радист-старпом.

Веничка, Вениамин Васильевич, штурман с косичкой.

Боцман, Гена, 30—40 лет.

Кокша, Катерина Сергеевна, 35—45 лет.

Гриша, моторист.

Вахтенный матрос, молодой Иван Иванович.

Степа, механик-баянист.

Люба, героиня без паспорта.

Герои и лица в сценах второго плана:

Элизабет, кореец, хохол, моряки-рыбаки, музыканты из бара.

Женщина из писем и фантазий капитана, музыка и песни.

КАЮТА КАПИТАНА.

Рабочий стол, капитанское кресло, диван, шкаф и две книжные полки судовых документов и книг. Играет тихая музыка — романтические мелодии на саксофоне. Входят, продолжая разговор, капитан и старший механик.

Капитан( привычно опускаясь в свое кресло. ) Присаживайся, дедуля. Расслабимся, пока есть время. (Регулирует звук и вслушивается в мелодию.) Вода? Кола? Виски не предлагаю. Чай-кофе?

Дед. Спасибо, нет. Посидим минутку. Расслабимся. Мы слышали, как дышит океан!

Капитан. Расслабимся? Ты видишь, что здесь написано моим умным предшественником? (Показывает пальцем за плечо и цитирует.) «Кресло капитанское — эшафот. Путь к нему — только вверх. Опора его — одиночество». И это — верно. Чем выше должность, тем меньше вокруг друзей и искренности. Хорошо, что у меня есть ты, дедуля?

Дед. Ты что, капитан? Какой между нами счет? Мы — кто? Люди моря — на воде стоим, по воде ходим. Нельзя нам о жизни серьезно. Моя философия — ветер!

Капитан. Конечно, нельзя. Потому читай ниже.

Дед (читает вслух.) «Слава богу, мне хватило ума прожить мою жизнь глупо. Фаина Раневская». Та самая артистка?

Капитан. Та самая.

Дед. Сильная женщина! Ты приписал?

Капитан. Я.

Дед. Учись! Время — великий клоун. Цирк, можно сказать. Только — в городе за просмотр деньги платят, а в море у нас одна монета — Время! Время собственной жизни. Полгода — рейс! Два рейса — год! Расплачиваемся. (Кивает в иллюминатор.). Тунис в иллюминаторе! Причал из прошлого века.

Капитан. Вчера мы играли в футбол на прибрежном песке, из которого торчали развалины Карфагена. Какая арена! Ей — две тысячи лет! Какие декорации! (От собственных слов капитан приосанивается и играет голосом.) Местные мальчишки несли нам в пакетах молодое вино — солнце последнего урожая, дедуля! Нам?! Актерам времен Одиссея и лунных спутников!

Дед. Я понял тебя: мы пили вино, как будто мы пили Время! Наше Время. Мечта!

Капитан. Кто может сказать — наше Время? Чье? Мы пили за причалы Бизерты — последний приют российского флота столетней давности. За русские могилы на местном кладбище.

Дед. За русскую бескозырку с надписью «севастопольский экипаж» на голове мальчишки-водоноса. Вот бестия! А может — он правнук русского матроса? Ему лет двенадцать…

Капитан. Крепости — лет шестьсот-восемьсот? Бескозырке — девяно… сто. Крикам муэдзина над крышами — африканская ночь. Нам с тобой — вечность… (Оба, на диване и в кресле, улыбаются как два ласковых змея.) О, женщины Туниса! ( Театрально играет голосом.) Гордые матроны Великого Рима, выбирающие гладиаторов… Или — нас с тобой? Женщины ходят по улицам города, будто гуляют из первого тысячелетия во второе, из второго — в третье…

Дед. Как москвички в Ялте! А что им сделается?!

Капитан. И какая им разница — где они?! Страна, год, цивилизация — все им пустяк. Женщины! Это мужику надо думать и помнить: кто он? Потянет — не потянет?

Дед. Ну, и логика у тебя, капитан!

Капитан( продолжая с азартом и пафосом театральным. ) Царица Востока и госпожа моего сердца! Табун диких кобылиц! Бледнолицые креолки! Темнокожие голубоглазки! Босоногие или в сандалиях! В броских одеждах европейских городов или в длинных халатах пустынь…

Дед. Уличный ветер катит по песку чью-то белую шляпку…

Капитан. Шляпку? Какая шляпка? Верблюдица блудливая с глазами навыкат! Булькающий вулкан на крутых бедрах. Какую ей шляпку? Это — Африка!

Дед. Фурия — с черной ноздрей и лихорадкой танцующих ног. Лошадь свадебная! Бездна раздвинутых мощно копыт… Готова взлететь или сесть на асфальт. Ха! Вопросительным знаком хвоста!

Капитан. Спокойнее, друг мой. Не будем так плохо. Ты — нежно скажи! Женщины Туниса… Ласково… Немое кино в душном зале… Ветер платков и стремительных юбок. Солнце и время — остановились. Взгляды — надменные или игриво потуплены. Любопытны, скромны, безразличны, крикливы — как жаркое марево миражей над раскаленным песком.

Дед. У-уох, женщины! Яркие змейки укрытых тканями рук и пальцев — в змейках украшений из африканского золота. Тень желтого солнца в оранжевой пустыне…

Капитан. И все эти женщины — я же их насквозь вижу! — подглядывают за мной… Я их чувствую. Я их — люблю даже? У-ух! Как глаза моей стервы домашней.

Дед. Домашней? Ну, ты даешь! Ты перегрелся или переволновался, капитан. Это потому, друг, что нам привезли дыни. Ты видел эти дыни на палубе? Ты слышал их запах? Тунис, солнце! И дыни! Дыни — всему виной, капитан! Когда привезли их и выгрузили на палубу — женским веером взмахнул по пароходу этот аромат. Не запах… (Отрицательно водит перед грудью указательным пальцем.) Аромат! Запах — это когда лет тридцать назад нас, курсантов, вели строем, морозным осенним утром, из казармы в училище мимо пирожковой, и кто-то из строя закричал, дурашливо зажимая пальцами нос: «Тетка! Закрой форточку! Запах пирожка по улице гуляет — кушать хочется…» А дыни — аромат. Дыни — колдовство и наваждение! Огромные. Круглые. Оранжево-желтые. Притягивающие взгляд… А разрезали первую — сочная! Липкая! Сладкая! Как — женщина! Сразу все заулыбались, расслабились, глазки заблестели. Мысли, слова, приятные ассоциации — не побежали, а потекли, подобно медовому соку, по губам, пальцам и по широкому ножу, уже вскрывающему тайны второй красавицы. Звучит шутливое: «Гюльчатай, открой личико…» …Вспомнилось есенинское, «Шаганэ, ты моя, Шаганэ…».