Сергей Михеенков - Лидия Русланова. Душа-певица

Владимир Иванович Немирович-Данченко после одного из концертов Руслановой в беседе с Гаркави сказал: «Замечательная певица! Кое-кто считает, что она вульгарна. Но большинство наших зрителей от неё в восторге. Была у нас в театре одна драматическая актриса. Мнения о ней тоже разделялись подобным образом. Но и она, и ваша жена самобытны! Не все это понимают. Отсюда и разброс в мнениях. У нас ещё не привыкли к актёрам, которые никого не повторяют, ни на кого не похожи. Ваша жена — чудо! Передайте ей от меня низкий поклон! Придёт время — её оценят, поймут! Вспомните мои слова!»

Гаркави передал Руслановой отзыв театрального режиссёра, педагога и критика первой величины. Русланова была счастлива этим признанием великого маэстро. Гаркави, добродушный и весёлый, тоже сиял от удовольствия. Он признался жене, что завидует ей. Что о нём, игравшем в Художественном и в московском Камерном театрах, Немирович-Данченко ничего подобного, к сожалению, не говорил и никогда уже не скажет.

Зато кое-что ему сказал сотрудник ВЧК, включённый в труппу на время зарубежных гастролей Камерного театра. За границу артистов, как известно, безнадзорными не выпускали. Однажды чекист, выпив лишнего, развязал язык:

— Прёт из тебя, Миша, дворянство, хотя ты и наш человек. И фигура, и взгляд, и манеры — всё насквозь дворянское. Избавляйся от этого как можно быстрее!

Из Камерного Гаркави ушёл в Театр им. В. Ф. Комиссаржевской. Но и там долго не продержался, перебрался в Ленинград, где в Театре сатиры и комедии он и нашёл себя как куплетист и конферансье.

Легендарный Буба Касторский [24]о Гаркави написал в одной из своих книг: «Он был, что называется, конферансье от Бога». При этом особо отмечал одну особенность своего приятеля и учителя: «У Михаила Наумовича была страсть к вранью, причём абсолютно бескорыстная. Он не преследовал никакой цели, а просто любил придумать историю, долго её рассказывать и верить в это».

Бубе Гаркави чистосердечно признавался в том, что в Гражданскую был главным хирургом фронта, что в первой сборной Советского Союза по футболу был центральным нападающим, что дружил с Рихардом Зорге, шахматистом Алёхиным, шпионом ЦРУ Пеньковским, был личным врагом Гитлера и сбил во время войны несколько «мессершмиттов»…

Актриса Мария Миронова об этом явно артистическом качестве Гаркави говорила: «Миша такой врун, что если он скажет „Здрасьте!“, это надо ещё десять раз проверить».

Но то, что он был первым исполнителем знаменитых шлягеров 1940-х годов «Синий платочек» и «Песня старого извозчика» — это совершенная правда. Хотя именно на этом Гаркави никогда не настаивал.

С новым мужем Руслановой было легко. Во-первых, он всегда в нужную минуту оказывался рядом. Во-вторых, они прекрасно работали в паре. Хорошо зарабатывали. В-третьих и остальных, Гаркави умел превращать жизнь в праздник. Немножко обжора, любитель хороших сигарет и всяческих розыгрышей, он каждый случайный угол мог преобразовать в сцену. Правда, от этого Русланова порой уставала и могла грубовато одёрнуть мужа: «Прекрати. Хватит».

Если с Науминым Русланова увлекалась собирательством и коллекционированием редких книг, то Гаркави пристрастил её к более, как сейчас сказали бы, бюджетному коллекционированию.

Концертов они давали много. Работали с утра до ночи. Гонорары и сборы, как правило, были высокими. Всегда — аншлаг. Так что могли себе позволить и весьма дорогие покупки.

Гаркави знал толк в редких книгах. Их Русланова покупала по-прежнему, не жалея денег. И, надо заметить, все потом прочитывала.

Неплохо он разбирался и в драгоценностях, и в живописи. Правда, по части знания живописи, особенно русских мастеров, жена его очень скоро превзошла. Она общалась со многими художниками. Всерьёз увлёкшись русской живописью, прочитывала все каталоги и альбомы периода, который её интересовал. Не ради ведь красного словца на вопрос журналистов, что, кроме песни, она любит в жизни, неизменно отвечала: «Книгу».

Русланова завела знакомство с директорами всех антикварных и букинистических магазинов Москвы. И когда вдруг появлялась какая-нибудь редкая старинная вещь, которая могла её заинтересовать, или картина, ей сразу же звонили. Она приезжала и смотрела товар. Иногда привозила с собой кого-нибудь из своих знакомых, кто хорошо разбирался в живописи и предметах старины.

Очень часто во время таких походов её сопровождал Игорь Грабарь [25].

В 1943 году, после Сталинградской битвы, он обратился в Совет народных комиссаров с предложением компенсировать потери советских музеев во время войны «за счёт конфискации произведений искусства из музеев Германии и её союзников».

Немецкие войска ещё стояли под Вязьмой и Харьковом, а в Москве, в Академии наук СССР, в Главном архивном управлении и Комитете по делам искусств формировались трофейные бригады, которые комплектовались высококлассными специалистами, готовились к отправке в действующую армию.

Грабарь был ключевой фигурой в этой ещё одной масштабной и весьма удачной операции, проведённой нашими войсками в ходе Великой Отечественной войны. Его назначили главой так называемого Бюро экспертов. Ещё когда немецкие танки маневрировали в районах Курска и Белгорода, Грабарь со своими подчинёнными из Бюро экспертов составил реестры и каталоги лучших произведений искусства — живописных полотен, гобеленов, коллекций фарфора, серебра, скульптур малой формы, — которые хранились в музеях Европы и могли оказаться в полосе действий наших войск. Искусствоведы и научные сотрудники музеев работали днями и ночами, чтобы составить сводный, наиболее полный каталог сокровищ Европы, а также предметов искусства, которые оккупанты вывезли с территории СССР.

Отвлекаясь от темы, скажу, что, судя по этой работе, вступление Красной армии в Европу было не нашествием гуннов и варваров, как это сейчас пытаются представить некоторые публицисты и политологи, а походом армии-победительницы государства, которое вполне отдавало себе отчёт в том, какая задача стоит перед солдатами. А задача стояла непростая: и противника добить «в его логове», и фарфоровую чашечку при этом не разбить.

На завершающем этапе войны Грабарь и его ближайшие помощники принимали прибывающие с запада эшелоны с трофейными произведениями искусства, музейными коллекциями и другими ценностями. Среди них было много предметов, вывезенных с территории Советского Союза немецкими войсками и специальными командами.

Дело в том, что именно немецкая сторона первой поставила дело отъёма культурных ценностей на уровень государственной политики.

Ещё до вторжения на территорию СССР по приказу Гитлера была создана особая миссия под кодовым названием «Линц». Фюреру в голову пришла потрясающая, как ему казалось, идея: создать в Линце, городе его детства, роскошный квартал — музеи, библиотеки, галереи, наполненные трофеями, взятыми в поверженных странах и в землях завоёванных народов в ходе Второй мировой войны. Была сформирована отдельная команда, впоследствии развёрнутая в батальон СС, наделённая особыми полномочиями и имевшая задачу наладить по всей Европе агентурную сеть по выявлению особо ценных артефактов с последующей их скупкой и вывозом в пункт сбора — Мюнхен. Зачастую не продать тот или иной предмет, картину или коллекцию сотрудникам миссии «Линц» было попросту нельзя. Офицеры СС являлись к владельцам артефакта и, расстегнув кобуру пистолета, выкладывали суммы, по их мнению, вполне достаточные для оплаты предмета, забирали его, оформляли нужные бумаги и уходили. Батальоном командовал штурмбаннфюрер СС барон Эберхард фон Кюнсберг. Зондеркоманда Кюнсберга основательно поработала и в Польше, и в Западной Украине, и в оккупированных областях РСФСР. Литература пропагандистского характера, как правило, уничтожалась, книги и журналы по экономике, технике, проблемам производства и технологий передавались в разведывательные органы, старинные издания, рукописи, уникальные книги, научная литература отправлялись спецвагонами в Германию.