Юлия Андреева - Любящий Вас Сергей Есенин

– Милая Галя, я в Баку, – писал Есенин Бениславской 8 апреля 1925 года. – Знаю, что письмо к Вам придет через 6–7 дней. Не писал, потому что болен. Был курьез. Нас ограбили бандиты (при Вардине). Жаль и не жаль, но я спал и деньги некоторые (которые Вы мне дали), и пальто исчезли навсегда. Хорошо, что я хоть в брюках остался.

– Сергей дорогой, поберегите же Вы себя, – отвечает Галина 4 мая. – У Вас плеврит, кровь, а Вы лечитесь? И, вероятно, больным собираетесь в Персию.

С кем и как?

Узнайте сначала, не вредно ли Вам туда. Не делайте глупостей. Я тоже далеко от Вас, и мне Вас убедить еще труднее.

Но все же: если есть в этом мире что-нибудь дорогое Вам – ради этого поберегите, не мучайте себя.

Что у Вас? Мне Вы писали – жаба, а теперь я узнала – плеврит.

– …Когда я очутился без пальто, я очень и очень простудился, – продолжает Есенин. – Сейчас у меня вроде воспаления надкостницы. Боль ужасная. Вчера ходил к лучшему врачу здесь, но он, осмотрев меня, сказал, что легкие в порядке, но горло с жабой и нужно идти к другому врачу, этажом выше. Внимание ко мне здесь очень большое. Чагин меня встретил как брата. Живу у него. Отношение изумительное.

Только вот в чем дело: Серебровский купил бумагу и не выплатил денег редакции (по-видимому, за объявления Аз-нефти). Здесь денег нет. Будут потом. Поэтому, как получите это письмо, присылайте немедленно 200. Для Вас у меня уже есть стихи.

Главное в том, что я должен лететь в Тегеран. Аппараты хорошие. За паспорт нужно платить, за аэроплан тоже.

– На днях Флеровский едет в Персию (через 2–3 дня), подождите его, – отвечает Бениславская. – Сергунь, родной, если решите ехать – подождите, поедете вместе с ним, ведь он к Вам очень хорошо относится и с ним интереснее будет.

…Дорогая, я далеко от Вас, и убедить Вас мне трудней (пишу, а зубы болят до дьявола – нервы). Прошу Вас не относиться ко мне, как это было в Батуме [158] , а Катьку (пошлите к *** матери). Вырастет большая, поймет.

Поймите и Вы, что я еду учиться. Я хочу проехать даже в Шираз и, думаю, проеду обязательно. Там ведь родились все лучшие персидские лирики. И недаром мусульмане говорят: если он не поет, значит, он не из Шушу, если он не пишет, значит, он не из Шираза. Дорогая, получив это письмо, шлите 200. Позвоните Толстой, что я ее помню. Шурку просто поцелуйте. Она знает, что она делает.

Катька ни на кого не похожа.

У меня ведь была сестра (умершая) Ольга [159] , лучше их в 1000 раз, но походит на Шурку. Они ее не знают, не знают и не знают.

Галя, больше я Вам не напишу. Разговор будет после внимания… Целую руки. Жив и здоров.

С. Есенин.

8/IV.25.

Теперь уже Есенин твердо уверен в необходимости расстаться с Бениславской. На горизонте забрезжила некая смутная надежда, светлый образ милой, неиспорченной девушки из известнейшего литературного семейства. Но как наладить отношения, когда он здесь, а она там и даже не подозревает о готовом свалиться на нее счастье? Остается воспользоваться услугами своих не подозревающих о дальнейшем развитии событий «секретарей». К слову, написать «я не люблю Вас как женщину» и признаться «планирую жениться на другой» – суть не одно и тоже. Впрочем, Бениславская сумасшедшая, кроме того, много пьет, а следовательно, в самый неожиданный момент способна выкинуть неприятный фортель. Резко порвав с ней, Есенин рискует подвести под удар своих близких. Бениславская оставила службу на Лубянке в 25-м году. Но, даже зная это, Есенин не мог не насторожиться. В руках Гали остаются его сестры и друзья. Впрочем, даже если опасность Бениславской преувеличена, Есенин остается верен себе: изменяя, сам он и не собирается прощать измены других. В ответ на «Галя, больше я Вам не напишу», Бениславская ответила:

Напишите, неужели Вы не понимаете, как тяжело ничего не знать, что с Вами? или это нарочно? За что? Ничего за собой не чувствую.

Ну, целую Вас. Всегда Ваша и всегда люблю Вас.

Галя.

И все же легче расстаться со ста изменившими женщинами, уйти от слежки органов, нежели распрощаться с одним дельным секретарем. Поэтому 22 апреля Есенин снова шлет ей телеграмму из Баку:

Задержите книгу. Напечатайте, как я говорил: посвящается Чагину. Если сглупите, выгоню.

Есенин.

Скоро выйдет книжка с Персидскими мотивами под названием «Рябиновый костер». Уж не о ней ли Вы телеграфировали, чтобы задержать и пр.?

Как же Вам не стыдно – разве можно давать такие телеграммы?

При всем старании из нее ничего нельзя понять. Так и не понимаю до сих пор. Поясните – зачем задержать? И что «как вы говорили»?

Книгу «Рябиновый костер» всю посвятить Чагину? Верно? А зачем ее задерживать? Хотите до осени оставить? Жду ответа на все вопросы».

…поместить двустишиями, – спешно отвечает Есенин.

Привет Васе Наседкину. Он знает, что такое двустишие.

Воронскому тоже привет.

Позвоните Толстой, пусть напишет.

Конец апреля – начало мая 1925 г. Баку.

И снова как будто бы фраза ни о чем, на первый взгляд, просьба попросить Толстую написать ему кажется вполне невинной, он ведь не одну ее просит писать, скучно человеку на чужбине. Вот и Наседкину привет передал, и Воронскому. Не ведая, что творит, Галя сама налаживает контакт между любимым человеком и соперницей.

Впрочем, внезапная болезнь вынуждает поэта отложить блицкриг покорения Софьи Толстой.

– Еду домой. Буду дней чрез десять, – пишет Есенин Бениславской 5 мая 1925 года из Баку. – Найдите лучшего врача по чахотке – Есенин.

Лежу в больнице. Верней, отдыхаю. Не так страшен черт, как его малютки. Только катар правого легкого. Через 5 дней выйду здоровым. Это результат батумской простуды, а потом я по дурости искупался в средине апреля в море при сильном ветре. Вот и получилось. Доктора пели на разный лад. Вплоть до скоротечной чахотки. С чего Вы это, Галя, взяли, что я пьянствую? Я только кутнул раза три с досады за свое здоровье. Вот и все. Хорошее дело, чтоб у меня была чахотка. Кого хоть грусть возьмет.

Почему не пишу? Потому что некогда. Пишу большую вещь. С книгами делайте как угодно, чего из пустого в порожнее перегонять. Это уж меня начинает раздражать, что Вы спрашиваете! [160]

Телеграммы Ваши я так же не понимаю, как и Вы мои. Вот одна из них:

«Аким языкоком».

Что это за фамилия?

Курьезов на телеграфе больше, чем курьеров у Хлестакова.

Ну так.

Книжку «Рябиновый костер» посвятите всю целиком Чагину.

Надпись: «С любовью и дружбою Петру Ивановичу Чагину».