И. Мартынов - Книгоиздатель Николай Новиков

Эта работа заняла чуть ли не целый год. Как и Платон, Гавриил счел нужным запретить лишь малую толику из книг, показавшихся подозрительными излишне рьяным архимандритам. 30 сентября 1788 г. Екатерина II послала московскому главнокомандующему П. Д. Еропкину указ, которым предписывалось все конфискованные книги, за исключением 14 (из запечатанных 313), возвратить владельцам, напомнив им о недопустимости в дальнейшем издавать духовные сочинения без санкции святейшего Синода [196] Западов В. А. Краткий очерк истории русской цензуры 60-90-х годов XVIII века. — В кн.: Русская литература и общественно-политическая борьба XVII–XIX веков. — Л., 1971, с. 115–116. .

В то время, как жизнь столичных книготорговцев постепенно начала возвращаться в привычную колею, их собратья в провинции еще дожидались решения своей участи. 28 апреля 1789 г. Сенат приказал местным полицейским властям распечатать дозволенные к продаже новиковские издания и семь Часовников, выпущенных в свет клинцовским купцом Я. К. Железниковым [197] ЦГИА, ф. 796, оп. 70, д. 139, л. 44–45. Конфискации подлежали 20 мистических сочинений, а также трактат И. Арндта «О истинном христианстве» (там же, л. 19). .

Однако, внимательно ознакомившись с докладами провинциальных цензоров, Гавриил обнаружил в них сведения о нескольких десятках изданий, отсутствовавших у московских книготорговцев, а потому не просмотренных им. Синод предложил местным благочинным взять на себя цензуру этих книг.

Иерархи православной церкви не оправдали доверия правительства. Присланные ими в Синод отзывы о масонских изданиях наглядно подтвердили нежелание ученых-богословов участвовать в травле Новикова. Как видно из доклада епископа Вениамина, архангелогородской благочинный не пожалел времени и сил на детальный разбор нескольких мистических сочинений, конфискованных полицией в лавке С. Болотного. Полностью разделяя мнение Платона о книге Л. К. Сен-Мартена «О заблуждениях и истине» (М., 1785), он нашел ее «естественному познанию и священному писанию, а потому вере и гражданственным правам много противной». Зато другое новиковское издание — «Священные размышления, ведущие к настоящему исправлению в христианской жизни» (М., 1784) — встретило у него восторженный прием. Подтвердив необходимость запрещения знаменитой книги И. Арндта, «противной догмам святой православной церкви», епископ Тобольский и Сибирский Варлаам не мог не отметать «изрядства» этого богословского труда.

Только один благочинный, епископ Орловский и Севский Аполлос (А. Д. Байбаков), вольно или невольно сыграл на руку недругам своего старого знакомца и приятеля — Новикова. Правда, его отзыв о книге «Остров Надежды» трудно назвать безусловно отрицательным. Только отдельные сравнения и аллегории показались Аполлосу «не сходными со священным писанием». Однако Синод счел это замечание достаточно веским доводом в пользу уничтожения еще одного новиковского издания [198] Там же, оп. 70, д. 139, л. 162 об.-163, 141 об., 116 об. — 117 об., 153 об., 155; 128 об. — 129. .

Явным скандалом закончилась попытка правительства заручиться в борьбе с Новиковым поддержкой одного из влиятельнейших духовных вельмож — архиепископа Казанского и Свияжекого Амвросия (А. Н. Серебренникова).

Этот ученый-богослов не только не осудил масонские сочинения, но еще более рьяно, чем Платон, выступил в их защиту [199] Судя по дошедшей до нас переписке Амвросия с И. П. Тургеневым, он в самые трудные для московских масонов дни 1789 г. неизменно выражал им свою «благосклонность и приязнь» (ЦГАДА, ф. 359, оп. 1, д. 10, л. 2). . Так, в «Братских увещаниях к некоторым свободным каменщикам» С. Эли (М., 1784), по мнению Амвросия, ничего «противного вере христианской» не было видно, а «примечалось сильное побуждение к оной». «Сущность христианства, — писал он о книге Арндта, — изображается здесь во всей тонкости, и исполнение добродетелей христианских требуется по всей строгости» [200] ЦГИА, ф. 796, оп. 70, д. 139, л. 134. . Не вызвали у него никаких сомнений «Химическая псалтырь» Б. Ж. Пено (М., 1784), «Остров Надежды» (М., 1785) и «Судьба религии» (М., 1785), запрещенные Синодом на основании отзывов Платона, Гавриила и Аполлоса. Высоко оценив новиковские издания, казанский благочинный нашел среди них лишь одну вредную и «слову божию противную» книгу — знаменитый роман Мармонтеля «Велизарий» (М., 1785). Переведенный на русский язык Екатериной II и ее приближенными во время путешествия двора по Волге, этот панегирик просвещенному абсолютизму был напечатан на счет Кабинета е. и. в. и посвящен будущему митрополиту Гавриилу. «Я в восхищении от вашей книги, — писала императрица Мармонтелю 7 мая 1767 г. — и не я одна» [201] Русский архив, 1896, № 10, с. 425–430. . Можно не сомневаться, что Амвросий знал об участии Екатерины II в работе над переводом «Велизария», хотя она, по своему обыкновению, выступила анонимно. Тем не менее, суровый ревнитель православия, не страшась монаршьего гнева, резко выступил против деиста Мармонтеля, чьи герои — «добродетельные язычники получали спасение вне христианства» [202] ЦГИА, ф. 796, оп. 70, д. 139, л. 134. .

Отзыв казанского архиепископа о масонских сочинениях и «Велизарии» доставил правительству немало хлопот. Наконец, после долгого замешательства 19 октября 1789 г. Синод приказал конфисковать пять наиболее полезных, с точки зрения строптивого иерарха, книг и разрешить свободную продажу романа Мармонтеля, «изданного в печать по соизволению ее императорского величества». Интересна мотивировка этого указа, не встречающаяся больше ни в одном официальном документе тех лет. Основным аргументом в пользу своего решения запретить сочинения западноевропейских и отечественных мистиков правительство выдвигало тот факт, что они изданы «обществом каменщиков», которое в соответствии с пунктом 65 Устава благочиния 8 апреля 1782 г. было объявлено вне закона [203] Там же, л. 138, об. — См.: ПСЗ, т. 21, с. 467 (№ 15379). .

Итак, у Екатерины II уже давно, казалось бы, имелись все законные основания для ликвидации новиковских предприятий, однако она, как всегда, предпочла действовать окольными путями, избегая до поры до времени грубого насилия. Осторожная и расчетливая императрица долго не решалась на открытую расправу с масонами. Только убедившись в полном провале своих попыток натравить на них высшее духовенство, она сочла, наконец, необходимым напомнить членам Синода о существовании антимасонского закона семилетней давности.

Как показал дерзкий отзыв архиепископа Амвросия о «Велизарии», церковная иерархия не забыла Екатерине II вольнодумных увлечений молодости. Требуя усиления духовной цензуры, Платон и его единомышленники меньше всего думали о масонах. Мистицизм русских последователей Арндта и Сен-Мартена представлялся им куда менее тяжким грехом, чем атеизм энциклопедистов и фанатизм старообрядческих начетчиков. Более того, они и сами в полемике с врагами христианства нередко пользовались аргументами и риторическими приемами, почерпнутыми из сочинений знаменитых мистиков. Поэтому не удивительно, что масонские издания были широко представлены в библиотеках чуть ли не всех видных церковных ораторов конца XVIII в.: архиепископов Рязанского — Симона (Лагова) и Астраханского — Тихона (Малинина), епископа Воронежского Иннокентия (Полянского) и многих других. Поддержав на первых порах указ, запрещавший издание духовных книг светскими лицами, члены Синода вскоре поняли свою ошибку. Жертвой полицейских репрессий стал симпатичный им издатель «полезных и душеспасительных» сочинений, в то время как творения вольнодумцев и раскольников безнаказанно продолжали распространяться по стране.