И. Мартынов - Книгоиздатель Николай Новиков

Московский главнокомандующий торопил цензоров: ему не терпелось поскорее донести императрице об уничтожении крамольных книг. Малопочтенное занятие, необходимость в запущенном доме разбирать горы книг тяготили цензоров, и они работали спустя рукава. Едва ли по душе была роль инквизитора профессору Виганду, судя по отзывам современников, мягкому, доброжелательному человеку. В июне 1793 г. он оставил Московский университет и избавился от обязанностей цензора. По-видимому, неловко себя чувствовали в роли пособников палачей Новикова и его бывшие сотрудники — Иоанн Иоаннов и назначенный вместо Виганда профессор А. М. Брянцев. Не случайно Прозоровскому пришлось напомнить цензорам об их обязанностях: «От господина полицмейстера уведомляюсь я, что вы, окончив разбор книг в двух горницах, более разбирать отказываетесь тем, что я предписал разобрать только две библиотеки; то я весьма удивляюсь, что ученые и умные Люди таковое делают толкование слову, будто две библиотеки значут две горницы, ибо и одна библиотека может занимать несколько горниц. В рассуждении чего предписываю вам разбирать все книги в том доме, не только в горницах, но и в погребах, какие есть, не исключая из них ничего, даже и манускриптов, на основании данных Вам инструкций, а которые разобраны, оным реестр представить ко мне, а прочим представить по окончании вашего разбора» [249] Там же, л. 160. .

К осени 1793 г. цензоры с горем пополам закончили работу. Реестры книг, подлежащих как сожжению [250] ЧОИДР, 1871, т. 3, отд. V, с. 24–46. , так и передаче в Заиконоспасскую академию и Университет [251] См. каталоги книг, передавшихся в Заиконоспасскую академию из 1, 2, 3–4 и 5 палат Тендрякова дома: ЦГАМ, ф. 16, оп. 29, д. 64, л. 216–221, 222–224, 225–229, 230–233. Каталог книгам 1 палаты, передававшимся в Университет, был составлен И. Вигандом и И. А. Геймом, 2 и 3 палат — И. А. Геймом, 4 и 5 палат — А. М. Брянцевым; там же, л. 234–247 а, 2476-251, 252–257, 258–261, 262–274. , составлены ими на крайне низком даже для того времени библиографическом уровне. А ведь среди них был высококвалифицированный библиотекарь И. А. Гейм, да и остальные цензоры несомненно умели работать с книгой. Московский главнокомандующий остался очень ими недоволен. Когда в апреле 1794 г. в Гендриковом доме была найдена новая палата с книгами, которая при первом осмотре не была отперта, Прозоровский, призвав снова цензоров, обратился к ним с грозным предупреждением: «Я при сем случае долгом поставляю напомянуть вам цензировать книги с всеприлежнейшим вниманием, как от каждого требует верноподданический долг. Из книг, вами непризнаных за непозволенные, трагедия (Вольтера) „Смерть Кесарева“ (М., 1787) весьма недостойна существования» [252] Летописи русской литературы, с. 10. . Вслед за тем, 23 апреля 1794 г., главнокомандующий предписал, «чтобы в число вредных книг отложили книгу под названием „Размышления о делах божиих“ (Ч. 1–4. М., 1787–1788), также и две трагедии под названием: первая „Смерть Цесарева“ и вторая „Юлий Цесарь“ (трагедия В. Шекспира. М., 1787) [253] Там же. — См. письмо директора Московского университета П. И. Фонвизина к А. А. Тейлъсу от 30 апреля 1794 г. — ЧОИДР, 1871, т. 3, отд. V, с. 47–48. . Так, в годы, когда слово „цареубийство“ приводило в трепет монархов, был уничтожен один из лучших переводческих опытов Карамзина. Больше повезло религиозно-назидательному журналу „Размышления о делах божиих“. Об этом свидетельствует распоряжение Прозоровского, направленое им 22 июня 1794 г. Д. А. Олсуфьеву и А. П. Курбатову: „По причине, что цензоры, разбиравшие книги в доме Новикова, книгу под названием „Размышления о делах божиих“ в одной палатке поместили в число мистических книг, то отдана она была, как вам известно, прежде назначенному для рассматривания книг цензору церкви Трех святителей Прокопиеву для лучшего о содержании ее удостоверения, и сей протоиерей одобряет ее, яко книгу, к пользу относящуюся; почему и предписываю вам сию книгу, сколько у кого отобрано было, возвратить хозяевам“» [254] ЦГАМ, ф. 16, оп. 29, д. 64, л. 202. .

От судей крамольные книги перешли в руки палачей. Эта роль была отведена управляющему Московским приказом общественного призрения А. П. Курбатову и адъютанту Прозоровского С. С. Кушникову. Екатерина II предпочитала вершить черные дела под покровом тайны. Еще за несколько лет до ареста Новикова она со столь характерным для нее лицемерием писала в Сенат об одной из безымянных жертв своего царствования: «Мне о книге говорил Шешковский, что она сумнительна; понеже в ней государские имена и о боге много написано, так довольно будет, отобрав, в Сенате истребить — не палачем» [255] ЦГАДА, ф. 10, оп. 1, д. 431, л. 1. . В этом же духе была составлена 31 октября 1793 г. инструкция Прозоровского А. П. Курбатову:

«…Хранившиеся в Синодальной конторе [256] 26 августа 1793 г. А. А. Прозоровский затребовал у Московской Синодальной конторы ранее конфискованные новиковские книги, хранившиеся здесь в архивной палате под надзором синодального регистратора И. Ястребцова. 7 сентября Ястребцов передал 14 названий книг для сожжения А. П. Курбатову (ЦГИА, ф. 796, оп. 68, д. 290, л. 274, 275, 277 об.). книги мною отданы под смотрение ваше так, как все в лавках и в деревне Новикова забранные непозволительные книги в вашем же смотрении находятся, а ныне докладывали мне определенные к разбору помянутых библиотек цензоры, что ими все книги в тех библиотеках разобраны, а остается только небольшая часть связок рукописных и печатных, то я и предписал им, отобрав все запрещенные и вредные книги в особый покой, отдать оные вам.

Вам же предписываю… согласясь с адъютантом моим Кушниковым, начинайте неприметным образом все прочие книги истреблять, предавая огню на каменных кирпичных заводах, начиная первоначально (ежели всех сжечь удобности не найдете) полученные из Синодальной конторы, потом хранящиеся в вашем смотрении, а, наконец, и состоящие в доме Новикова. Вывозить оные из города должно попозже в вечеру или поутру до света. Какое для сего пособие вам потребно будет от стороны полицмейстера, об оном с ним изъясниться, и исполнено будет, как я о том и предписание ему дал. А на чем сии книги вывозить я адъютанту Кушникову приказал, который будет иметь и одного офицера из ординарцев моих для препровождения. Вам же предписываю не поверять Никому, а лично самим вам и адъютанту Кушникову смотреть, чтобы при вас книги для перевозу в фуры вложены были и все при вас же обоих вынуты и сожжены были. И стараться все со всевозможной скромностью исполнить и по исполнении мне репортовать» [257] ЦГАМ, ф. 16, оп. 29, д. 64, л. 167. .

18 500 книг были брошены в огонь [258] Согласно донесению А. А. Прозоровского Екатерине II от 12 декабря 1793 г., число «истребленных» книг составило 18656 экз. 1964 книги духовного содержания были переданы в Заиконоспасскую академию, а 5194 — Московскому университету (Русская мысль, 1885, № 11, смесь, с. 208–209). . В печах кирпичных заводов сгорели не только труды известных мистиков и алхимиков, но и политический трактат Вольтера «Набат на разбуждение королей» (1779), написанный и переведенный на русский язык по заказу Екатерины 11. Единственной светской книгой на иностранном языке, обреченной на сожжение, оказалось собрание сочинений Николы Макиавелли. Было что-то символическое в уничтожении трудов теоретика политического цинизма циниками-практиками! Весть о «подвигах» Курбатова и Кушникова, «несколько ночей сряду» занимавшихся истреблением новиковских книг, разнеслась по всей Москве и вызвала новые насмешки над генералом-инквизитором [259] Дмитриев И. И. Взгляд на мою жизнь, с. 276; Русская старина, 1881, № 12, с. 767. .