Александр Стекольников - Васил Левский

...Теплое солнце улыбалось с ясного неба, когда ударил колокол сельской церкви, восторженно живописал тот день местный летописец. Двинулись тогда крестьяне, празднично одетые, к божьему храму. Пели певчие, и священник начал литургию. В момент, когда все обратили свои очи к алтарю и тихо молились, в храм вошел стройный молодой человек, с ясным лицом, с живыми проницательными глазами, с едва пробивающимися усиками и коротко остриженными волосами. Одежда его свидетельствовала, что он горожанин. Взгляды невольно обратились на него. Женщины тотчас отгадали, кто это, и шепотом одна другой сообщили: «Это дьякон Игнатий, который оставил дьяконство на пасху и пришел сюда, чтобы стать учителем». Молодой человек присоединился к хору, и его голос очаровал всех.

Из церкви выходили, оживленно разговаривая о новом учителе. Всем он пришелся по душе, и селяне лелеяли мысль, что, нанимая такого учителя, они получают для церкви хорошего певчего.

В полдень за селом, на Рашовом холме, собрались все войняговцы. Уселись полукругом на зеленой поляне вокруг вкусных яств. Священник освятил трапезу. Молодые женщины поднесли старикам пышные караваи, разбросали по земле первый сваренный в этом сезоне сыр как жертву сельскому покровителю, святому Георгию. И началось пиршество. Лилось вино, и тысячи благословений сыпалось Георгию за плодородный прошедший год, тысячи пожеланий, чтобы и нынешний был таким же. После обеда -начались песни и танцы. Разодетые девушки и парни кружились в веселом хороводе.

На праздник явился и молодой учитель. Еще в Карлове договорился он о работе с войняговским старостой. Но обычай требовал, чтобы нанимающийся предстал перед жителями села. Только само общество могло его утвердить в должности учителя.

Расспрашивать долго не стали. И хотя некоторые не хотели принять «дьякона-расстригу», большинство утвердило его.

В ту ночь Васил долго не мог заснуть. То он пытался представить, как встретится со своими учениками, сможет ли проложить к их чутким сердцам короткую дорожку, то пытался угадать, как сложится здесь его жизнь. При мысли об этом вздрогнул. Во тьме ночи пред ним ясно встали злые, заплывшие жиром глазки кулака Добри и его визгливый выкрик: «Нам не нужен дьяк-расстрига!»

«От этого человека можно ждать беды, — подумал Васил. — Да и поп что-то не проявил особой радости: «Слыхал, слыхал о вашем подвиге, молодой человек». Должно быть, подал голос за меня только потому, что певчий ему нужен».

Мысль о пении согрела. До чего же он любил песню! Пел, когда грустно и когда весело. Одинаково охотно пел он и в кругу друзей боевые гайдуцкие песни и на церковном клиросе — величавые псалмы. Слава о нем как о сладкозвучном певце предшествовала его появлению в городках и селах Долины роз и Фракийской равнины. Сколько священников мечтало заполучить его в свои церкви! Сколько сердец замирало в благоговении, когда под сводами церкви плыл его голос!

Васил вспомнил, как зачарованно слушали его войняговцы, как одна женщина, истово перекрестившись, промолвила: «Благословенна мать, родившая такое чадо», а девушка бросила исподлобья такой горячий и пугливый взгляд...

Васил улыбнулся. «Ничего, проживу и здесь, народ тут, видно, хороший». В памяти, как нельзя кстати, всплыли напутственные слова старо-загорского учителя: «Скоро вы уйдете из школы и пойдете сами учить. Помните завет нашего первого учителя, преславного Неофита Рилского. Учитель, говорил он, обязан не только обучать детей чтению и письму. Его долг нести просвещение в самую гущу народную, быть вожаком своего народа и в образовании и во всех делах мирских!»

Утром в школе, в ее единственной комнате, собрались ребята. Сбившись в кучку, тихонько гадали, какой он, новый учитель, добрый или злой, очень драчливый или такой, что терпеть будет можно. Старый частенько давал затрещины, а порой и палку пускал то по головам, то по рукам.

Учитель вошел незаметно и лишь успел поздороваться, как ребята мигом рассыпались по местам. Он долго разглядывал детей. Сидели они перед ним, низко склонив головенки. Настороженные, нахохленные.

— Что вы сидите, как цыплята перед кошкой? Что, я вас съем, что ли? Давайте знакомиться, — весело сказал учитель, — Тебя как зовут?

— Петр Стоянов.

— А тебя, девочка?

— Иванка Добрева.

Заметив чью-то вихрастую, давно не чесанную, голову и чумазую физиономию, учитель, поманив пальцем, сказал:

— А ну, поди-ка ты сюда!

Мальчик приблизился. Но когда учитель протянул к его головенке руку, пугливо вздрогнул и шарахнулся в сторону.

— Да ты что? Думал, я тебя ударю? Нет, дети, я вас бить не стану. А требовать от вас, чтобы вы хорошо учились, буду очень строго.

И он, как старший товарищ, запросто принялся рассказывать:

— Я, ребята, сам знаю, почем фунт лиха, какого вкуса учительская палка. Драли меня и во взаимном училище в Карлове, и в классном — в Стара-3агоре. Во взаимном били указкой, в классном — пятерней. Был мой черед вести учительского осла на водопой. Но ехать верхом на осле ученику запрещалось. Я нарушил это право. Напоив осла, уселся на него и поехал. Кто-то донес об этом учителю, а тот вытянул меня вдоль спины указкой. В старо-загорской школе был и такой случай. Учитель церковной истории любил нюхать табак и оглушительно, со свистом и всхлипыванием чихать. Один из учеников так хорошо передразнивал его, что хохотал весь класс. Раз учитель заметил это, вихрем влетел в классную комнату и всем влепил по оплеухе, а мне две — за то, что громче других смеялся...

Полюбили дети нового учителя — ласкового, душевного, большого выдумщика на разные забавы. То раскроет перед ними страницы прошлого их родины, то расскажет о славных делах народных защитников — отважных гайдуках, то учит их петь, то соберет в поле и устроит игры в солдаты, а в жаркие дни поведет мальчишек к реке Стряме купаться. И сам не отстает от них: в играх ли, в плаванье, в прыжках через препятствия. Только и слышат от него мальчата: «Смелей, смелей, в жизни все пригодится!»

Любил Левский детей. Один из его современников рассказывал:

«...Неожиданно к дедушке Николе пришли гости. Левский был среди них. Дети, встретив гостей, снова взялись за горячие игры. Во дворе поднялся шум. Бабушка, чтобы успокоить, крикнула: «Молчите, турок идет!» Сразу стихло. Тогда Левский сказал: «У вас, бабушка, такие хорошие дети, смотрите, как они весело играли. И пусть играют, растут вольно и развивают свои мышцы, пусть крепнут для вашей утехи и защиты. Не пугайте их, не отнимайте у них детскую свободу. Не внушайте им страх, пусть будут смелыми, мужественными. Такие люди нам нужны. Пугливые и малодушные не способны постоять ни за себя, ни за братьев своих. Вы пугаете детей и этим воспитываете в них рабство, учите безропотно переносить его». Затем Левский позвал детей. Перепуганные, они стояли, опустив глаза, сжавшиеся, молчаливые. Левский поглядел на них и заметил: «Вот до чего доводит страх!» Приласкав детей, он сказал им: «Играйте, бегите на волю и турка не бойтесь». А когда дети ушли, обратился к взрослым: «Перестаньте учить детей, как бояться турка. Учите их, как освободиться от него».