Родион Малиновский - Солдаты России

— Не мы, а ты. — Шура впервые назвала Ванюшу на «ты» и, как бы ища извинения за свою прямоту, крепче прижалась к Ванюше.

Они остановились и замерли в долгом поцелуе. Потом молча пошли дальше.

Солнце было уже на закате, когда они встали со старой скамейки под развесистой липой.

— Мы так долго сидели на скамье, а время прошло так быстро, что, наверное, не успеем до вечера вернуться домой, — сказала в смущении Шура.

— А я даже не заметил времени... Мне было так приятно сидеть.

— Мне тоже было приятно. Даже больше. Я как-то по-новому себя чувствовала...

— Давай пойдем быстрее, — сказал Ванюша, вспомнив о споре и почувствовав какое-то неприятное ощущение на сердце. — Надо нам успеть, до темноты. Дома, наверное, уже ждут нас.

— Давай побежим, — предложила она.

И они побежали, держась за руки. «Да, она мне нравится, — подумал Ванюша, — но любить ее я не могу, любить нельзя».

Когда они в сумерках явились на дачу, Сюзанна встретила их, как жениха и невесту. Наверное, так решил Жан и поделился этим со своей Сюзанной. Она отвела им под ночлег веранду, отделенную от дома капитальной стеной, где была только одна, правда, широкая кровать...

Оставшись одни, Шура и Ванюша долго говорили. Каждый излагал свой взгляд на жизнь. Ванюша твердил, что он обязательно должен уехать в Россию. Там идет борьба, и он не может остаться в стороне. Надо разбить контрреволюцию, только после этого можно думать о жизни. Шура утверждала, что можно и не ехать в Россию, что дядя похлопочет в посольстве и Ванюшу демобилизуют.

— Не надо огорчаться, что ты не знаешь никакого ремесла, а умеешь только воевать. Дядя выучит тебя на портного, а это неплоха» профессия.

Эти слова Шуры сразу проложили между ними резкую грань.

«Нет, — подумал Ванюша, — она мне не друг, она слишком эгоистична, слишком близко видит. Товарищ в борьбе из нее не получится».

— Почему ты молчишь? — тормошила его Шура. — Почему стал такой грустный? Ты ведь мне очень дорог. Я... я тебя... люблю. — Она произнесла это как бы через силу.

Ванюша удивленно посмотрел на нее, а она обвила своими горячими руками его шею и сама его поцеловала долгим поцелуем. Он не ответил на ласку. Тогда она стала снова осыпать его поцелуями:

— Ты что, не рад моей любви? Ты, ты... не любишь меня? Да? Ну говори же, говори! Я все вынесу.

— Нет, я не могу сказать, что не люблю. Я... я... думаю о другом.

— Тебе неприятны мои поцелуи? Да?

— Да нет же, нет. — И он крепко ее поцеловал.

— Значит, любишь!

Когда они на другой день вернулись в Париж, дядя Иосиф встретил их с какой-то необычной приветливостью. А Ванюша был несколько рассеян и задумчив после бессонной ночи. Все его мускулы сковывала усталость.

Но после завтрака они все-таки поехали в Буа де Булюнь. Как не побывать в знаменитом лесу, настоящем лесу, с запущенными уголками, где все поросло мхом, валяются сухие ветки и даже целые деревья, как в настоящей тайге... И все это в Париже!

Шура была радостна и всем довольна, только Ванюша был задумчив, он чувствовал во всем теле неприятное томление.

Но зато на душе было легко и чисто. Ванюша радовался тому, что не поддался увлечению и остался самим собой. Самое важное в жизни быть чистым и честным, а все остальное приложится. И Ванюша глубоко и легко вздохнул полной грудью. От этого внутреннего облегчения он даже повеселел.

Нагулялись вволю. Побывали в кафе, несколько раз заходили в киоски с прохладительными напитками и мороженым, даже покатались на лодке по пруду. Шурочка была щедра и охотно за все расплачивалась. К вечеру, довольные и утомленные, вернулись домой.

У дяди Иосифа был Жан. Видимо, они обсуждали положение и были довольны, что наконец Шурочку удастся выдать замуж. А ведь пора: ей уже двадцать четвертый год. За ужином дядя Иосиф без всяких проволочек (к чему они, они могут только помешать и затянуть дело!) заговорил о свадьбе. Шура немного смущалась и с укоризной сказала:

— Дядя...

Ванюша вообще был ошарашен таким оборотом дела. Но виду не подавал.

— Вам, Ванюша, надо скорей прислать воинские документы с ходатайством о демобилизации. А я уж тут похлопочу через посольство, и все дело уладится. Потом сыграем свадьбу — и айда в свадебное путешествие. Я кое-что приберег для Шурочки, ведь она у меня единственная наследница. В Ниццу, наверное, захотите? — хитро улыбнулся дядя.

— Конечно в Ниццу, там сейчас самый сезон, — как о решенном уже деле сказал Жан.

Шура счастливо смотрела на Ванюшу.

— Да, конечно, сейчас в Ницце очень хорошо, — глухо произнес Ванюша, — но мне придется еще вернуться в Плёр.

— Разумеется, надо выправить все документы, чтобы уже окончательно приехать в Париж, — подтвердил дядя Иосиф.

— В общем, все дело на мази, как говорится, — сказал Жан и с удовольствием выпил стакан вина со льдом.

На другой день просто гуляли по Парижу. Шура кое-что покупала, явно имея в виду свадебные потребности.

— Что тебе купить? — обратилась она к Ване. — Скажи, что ты хочешь? Да, ты просил сшить тебе хорошенькие, на широкой резинке шелковые темно-синие трусики для футбола, так они уже готовы.

— Спасибо большое, мне больше ничего не надо.

Теперь Ванюша почему-то стал замечать недостатки у Шурочки. Она быстро потеет, и довольно обильно, а это неприятно, пахнет несвежим бельем, как в прачечной. Во-вторых, ногти у нее короткие, а на правой руке даже обломанные... А ведь раньше они казались ему такими нежными!.. И пальцы все исколоты иголкой. Да и рот немного широковат. К тому же она старше Ванюши на целых три года!

«Нет и нет, — пронеслось в мозгу Ванюши, — я ни за что не женюсь на ней... Но тогда надо сказать ей об этом, прямо так и сказать: Шурочка, я на тебе не женюсь... Но как это будет тяжело ей!..»

Эти мысли приводили Ванюшу в полнейшее замешательство, его мучили угрызения совести. «Нет, я поступаю нечестно, когда молчу и вроде соглашаюсь на свадьбу, — снова и снова терзался он. — Это мерзко... Да, но как посмотрит на мой отказ дядя Иосиф, ведь он старый человек. Мерзавец ты, скажет он, вот кто ты такой!»

Так Ванюша и не решился сказать что-нибудь определенное до самого отъезда.

Вот они попрощались с дядей Иосифом и крепко пожали друг другу руки. Старик пожал Ванюшину руку как-то по-родному, как самому близкому человеку. Ванюше было очень не по себе, и он стремился скорее закончить процедуру прощания.

На вокзал его проводила Шура. Они долго стояли на площадке вагона и в самую последнюю минуту крепко поцеловались.

— До свидания!

Она осталась на перроне и, когда поезд тронулся, поднявшись на цыпочки, долго махала рукой.

Сидя на лавке вагона, Ванюша обдумывал все происшедшее. Он был страшно зол на себя: «Никуда ты не годный человечишко. Мразь — и больше ничего».