Родион Малиновский - Солдаты России

Небольшими группами ходили в зоологический сад, рассматривали маленьких зверьков. Аннамиты любят все маленькое и твердо придерживаются мнения, что только маленькие по росту люди являются самыми полноценными, а большие все равно, что лебеда, только в рост идут. Поэтому у них в зоологическом саду даже олени были ростом с котенка. В небольшой речке, высунув хребты и раскрыв свои пасти, усеянные острыми зубами, дремали крокодилы. Нередко в эти пасти залетали крохотные птички — колибри и тщательно очищали зубы крокодилов от застрявшей в них пищи...

Поужинав (главным образом зеленью, которой здесь было вволю), русские укладывались спать. Правда, жара донимала, хотя стены казарм были решетчатыми — они напоминали заборы, сложенные из кирпича, со сквозными отверстиями. В них проходил воздух, а ночью он не такой накаленный, как днем. Но зато вместе с воздухом набивался в казарму гнус и прочая гадость. Разве тут заснешь спокойным сном? И почти всю ночь люди метались и воевали с комарами, которые бесцеремонно и жадно их кусали.

Наутро Дмитриевский принес добрую весть: «Луара» пойдет до Шанхая и доставит туда китайских рабочих. А вместе с ними и русских. Таково распоряжение марсельского пароходства.

И снова все на палубе. Матросы после погрузочных работ и засыпки угля обмыли и надраили «Луару».

Вот пароход выходит глубоководным устьем реки Сайгон в открытое море и направляется в Гонконг. Море свежеет. Пароход лениво поднимается на волнах и, опять опускаясь, глубоко зарывается в них своим носом. Хорошо, что качка килевая, она легче переносится, чем бортовая.

В Шанхае русских принял на свой борт почтово-пассажирский пароход русского торгового добровольного флота — «Рязань». Он небольшого водоизмещения, всего около пяти тысяч тонн. Утром он уходит из Шанхая во Владивосток.

Самым большим сюрпризом для Ванюши была встреча на пароходе с Серафимом Арефьевым, бывшим слесарем-оружейником пулеметной команды 256-го Елисаветградского полка. Они узнали друг друга с первого взгляда и крепко обнялись. Теперь Арефьев служил слесарем-монтером на «Рязани». Он много порассказал о России, главным образом о том, что делается во Владивостоке. Потом принес плоскую банку спирта, наглухо запаянную, и они с Ванюшей отпраздновали встречу. Их компанию разделили Миша Ликанин, Степан Кондратов и никогда не, отказывавшийся от выпивки Петр Ермаченко.

Не заметили, как «Рязань» покинула порт и вышла в море. Ветер свежел, мутные желтые волны беспорядочно неслись навстречу пароходу. Он скрипел и раскачивался. Арефьев посмотрел вокруг и мрачно произнес:

— Будет штормить.

Ночью ветер усилился, начался шторм. Громадные волны беспорядочно наползали одна на другую. «Рязань» бросало из стороны в сторону, через палубу перекатывались громады воды. Люди забились кто куда мог, многие забрались в столовую для матросов в самой корме. Все старались занять такое положение, чтобы как следует упереться во что-нибудь ногами и головой — тогда было не так тяжело, — по крайней мере, не бросало из стороны в сторону и не катало по полу. Ванюша забрался под стол и крепко уперся ногами в круглую, привинченную к полу стойку, которая являлась ножкой стола, а в другую такую же стойку он уперся головой, обхватив ее руками.

Корма ходила ходуном и вся скрипела — того и гляди, совсем развалится. Особенно неприятно было, когда гребной винт оказывался вместе с кормой над водой и, увеличивая обороты, со свистом и визгом резал воздух, прямо, что называется, мозги сверлил. Казалось, винт, выскочив из воды, вот-вот оторвется, и тогда пароход, лишенный возможности двигаться, вообще опрокинется. А это гибель.

Никто, конечно, не помышлял о пище, все выворачивало обратно. Пили только воду.

Промучились несколько суток и вконец отчаялись, многие думали о смерти: скорее бы уж на дно и — делу конец. Это был не обычный шторм, даже не одиннадцати-, двенадцатибалльный, а тайфун. Обычно суда в это время не выходят из гавани, а застигнутые тайфуном в море стараются направиться в ближайший порт или бухту. Кто этого не делает, тот обычно гибнет... И как бы в подтверждение этого в машинное отделение «Рязани» через самый верхний люк устремился огромный поток воды. Ритмичный шум машин сразу ослаб.

Что-то будет дальше? Море окутал туман, и наступила темная ночь. «Рязань» каждые две минуты подавала длинный унылый гудок, как бы взывая о помощи или посылая последний сигнал перед гибелью. А тайфун не утихал. Пароход скрипел и стонал. Зашумели насосы, откачивая воду из машинного отделения. «Рязань» боролась, как могла.

...Лишь на девятые сутки тайфун утих...

На мостик встал помощник капитана. А капитан, шатаясь, ушел в каюту — теперь он может и дух перевести. Все повеселели. Матросы, больше из-за удальства, чем по необходимости, ухитрялись проскакивать по палубе из отсека в отсек. Теперь реже показывался гребной винт из воды. Прояснилось немного небо, и меньше бесились волны. «Рязань» перестала давать протяжные гудки: опасности столкнуться с другим судном уже не было.

Ночь прошла спокойнее. Реже и реже перекатывались волны через палубу. Шторм стихал. Наутро он совсем почти прекратился. Люди стали выползать на палубу, вдыхая свежий морской воздух. Появилось солнце.

И тут в синеватой дымке тонкой каемкой обозначился берег. Теперь уже никто не хотел оставаться в трюмах. Все высыпали на палубу и смотрели, смотрели измученными глазами на родной берег. Люди плакали от счастья, протягивали руки к земле...

Миновали один остров, потом другой. Показался Владивосток.

Здравствуй, Россия!

Что-то ждет на родине?

1961–1965 гг.

Олия (укр.) — растительное масло.

Колыска (укр.) - колыбель, люлька.

Гребля (укр.) — плотина.

Шулик (укр.) - кобчик, ястреб.

Урвытель (укр.) — сорванец.

Лынка, линек — веревка, конец, канат.

Олеонафта — сорт масла.

Близняк — горшок, состоящий из двух отделений.

«Они доказывают свою высокую доблесть и их горячую преданность (делу) долгу» (фр.).

Буквальный перевод: «Удар рукой» .

«Русский — все еще солдат штыкового боя» (фр.).

На ленточке креста прикреплялись звездочки различных цветов, в зависимости от того, каким приказом произведено награждение: приказом по бригаде — бронзовая звездочка, по дивизии — серебряная, по корпусу — позолоченная; если же приказ отдан по армии — на ленточке прикреплялась пальмовая ветвь. Военный крест выдавался только при первом награждении, а повторные отмечались лишь дополнительными звездочками или пальмовыми ветвями. У некоторых был целый ряд пальмовых веточек на ленте, эффектно выпущенной из нагрудного кармана куртки. Особенно любили этим щеголять летчики: кое у кого из них небрежно свешивался из кармана конец ленты, на которой иногда красовалось по пятнадцать-восемнадцать пальмовых веточек — это значило, что летчик столько раз был награжден военным крестом приказом по армии.