Анна Ветлугина - Бах

Себастьян покидал Арнштадт с неспокойной душой. Незадолго до отъезда ему стало известно о большом пожаре, случившемся в Мюльхаузене. По слухам, выгорело полгорода. Если сгорело его новое место службы — церковь Святого Власия, молодому органисту придется совсем туго. Обратно в Арнштадт его навряд ли примут после всего случившегося. К тому же место в Новой церкви занято Иоганном Эрнстом Бахом, который так хорошо замещал своего бродячего родича во время любекской «самоволки». Переигрывать обратно неловко, да и вряд ли возможно.

Можно себе представить чувства Баха, когда через две недели пути он въехал во многобашенный и многоворотный (более шестидесяти ворот) имперский город. Какое великолепие здесь царило совсем недавно!

Особо почитали музыку — в Мюльхаузене работали уважаемые композиторы: И. фон Бурк, И. Эккард и Р. Але. Последнего даже выбрали бургомистром — факт, говорящий о менталитете горожан более слов. Именно из-за этого сверхтрепетного даже для лютеранской Германии отношения к музыке сюда и вызвали Баха — ведь он уже успел обратить на себя внимание, а «сарафанное радио» тех времен, видимо, работало не хуже нынешнего Интернета. Впрочем, некоторые исследователи считают, что он появился в Мюльхаузене без приглашения. Узнав о смерти органиста и открывшейся вакансии, с блеском выдержал испытание.

И вот теперь композитор ехал, глядя на огромное пепелище. Сгорел весь центр города — самый красивый, богатый и густо застроенный.

Власиенкирхе уцелела. Выглядела она величественно, особенно на фоне многочисленных разрушений. Ее строгий серый цвет подчеркивал изысканность архитектурных форм, полукруглый портал выглядел роскошно. Правда, на тамошний орган нельзя было смотреть без слез — западали клавиши, не все регистры работали. А самое печальное — бюджет города разорен пожаром, теперь магистрат даже при самой огромной любви к музыке не сможет вкладываться в нее прежде помощи погорельцам.

Интересно, как сложатся отношения композитора со здешним начальством?

При сравнении арнштадтских протоколов, посвященных Баху, и отзывов о нем мюльхаузенских служителей церкви складывается четкое впечатление: речь идет о двух различных людях. «Нерадивый и строптивый», «не желает ладить с учениками», «примешивает к хоралу чуждые звуки, приводя общину в смущение» — это Арнштадт. В Мюльхаузене Себастьян оказывается крайне старательным, «рьяно принявшим на себя руководство музыкой в церкви».

Неужели Бах мог быть таким двуличным? Ни в коем случае! Во всех воспоминаниях он предстает честным и прямолинейным человеком, без склонности к интриганству. Но тогда непонятно, ради чего он смирил свою нетерпимость к плохому звучанию и не стал скандалить, как в Арнштадте, хотя мюльхаузенский магистрат поначалу наотрез отказался ремонтировать орган, несмотря на настоятельные просьбы нового органиста.

Неистовый Себастьян кротко мучился от свистящих и хрипящих регистров, от западающих клавиш. Вокальная музыка радовала не больше. Церковный хор пребывал в совершенно запущенном состоянии и настраивался с превеликим трудом, поскольку весь привычный уклад городской жизни сильно нарушился вследствие пожара. Горожанам было не до пения. Кто пострадал сам, кто помогал погорельцам из числа родственников или друзей.

Правда, оклад Баху назначили втрое больше, чем его предшественнику. Он составлял восемьдесят пять гульденов в год. Кроме денег, подразумевалась плата натурой: три меры пшеницы и несколько фунтов рыбы, а также всевозможные виды топлива — дрова (буковые и дубовые), шесть мешков угля и шестьдесят вязанок хвороста.

Годом раньше это показалось бы Себастьяну целым состоянием, но теперь он хмурился, прикидывая баланс своих средств. Расходы ему предстояли немалые — недавно состоялась помолвка с Марией Барбарой Бах. Здесь напрашивается объяснение внезапной кротости молодого композитора. Он просто влюбился, и яркость заигравшего всеми красками мира на время заслонила досаждающие звуковые несовершенства.

Денег все же катастрофически не хватало. Близилась свадьба, на которую приедет толпа родственников. Хоть невеста и принадлежит к тому же роду — это не сократит числа приглашенных, ведь Бахи многочисленны и страшно любят общаться.

Мы не знаем, досадовал ли Себастьян на своих родственников за их общительность. Навряд ли, ведь он и сам никогда не отказывался от приятных бесед. К тому же многочисленные дядюшки, тетушки и кузены столько раз помогали ему в разнообразных городах и различных ситуациях. Выручили и теперь. Правда, помощь пришла совершенно случайно и от человека, не носившего фамилию Бах. В Эрфурте умер брат покойной матери Себастьяна, Томас Леммерхирт. У Себастьяна примерно в это время появилась траурная кантата «Gottes Zeit ist die allerbeste Zeit», которая исполнялась на отпевании. Скорее всего, поводом к написанию стала вовсе не смерть дяди, а неизгладимое впечатление от музыки Букстехуде, прозвучавшей на траурной службе по императору Леопольду. Но Бах получил наследство размером примерно в две трети его годового дохода.

Теперь ничего не могло помешать свадьбе, и жених принялся сочинять шуточный свадебный кводлибет — не мог же он оставить такое важное событие, как собственная свадьба, без творческого внимания. Премьера этого творения состоялась, видимо, на мальчишнике, и большинство «мальчишек» носило фамилию Бах, иначе они вряд ли справились бы с таким сложным музыкальным развлечением.

Текст кводлибета, разумеется, говорил о нелегкой доле жениха и об ожидающих его ужасах семейной жизни. Все повествование автор или авторы [10]закрутили вокруг близких по звучанию немецких слов: Бах (Bach) — ручей и (Backen) — выпечка. Вполне вероятно, таким образом почтили память родоначальника Бахов — пекаря Фейта. Другая версия: квашня (кадушка, корыто для выпечки) встречалась в дохристианских свадебных обрядах народов Европы. Ей отводилась роль испытательницы невинности невесты и благословительницы будущего безбедного существования молодоженов.

«Мне не нужны мачты или паруса, — говорится в кводлибете, — квашня (Backtrog) подойдет не хуже большого корабля. Но если вы захотите использовать Backtrog в качестве лодки, а не военного корабля, то вымокнете». «…Я, разумеется, не могу жаловаться… но глуп тот, кто предпочитает пить пиво, а не тонкие вина и бултыхаться Backtrog, а не плыть на корабле». Много там и другой веселой чепухи, контекст ее давно утрачен, вроде «кислого выражения на лице Саломеи», которую «жених щекочет вилкой». Возможно, имелась в виду одна из родственниц. Но есть и вполне понятные современному читателю фразы, например: «В моем портмоне живет рак, который съедает все мои деньги» или: «Большая женщина состоит из множества сплетен».