Джон Эш - Византийское путешествие

В правление Константина VII Багрянородного западный посол Лиутпранд, будущий епископ Кремоны, присутствовал на рождественской трапезе в одном из огромных триклиниев (обеденных залов) дворца. Там он увидел «императора, окруженного в подражание своему божественному прототипу двенадцатью спутниками, тогда как прочее общество, численностью в двести шестнадцать персон, размещалось группами по двенадцать человек за оставшимися восемнадцатью столами. Тарелки были из золота, а вес трех золотых ваз с десертом таков, что для их доставки потребовались три увитых пурпуром колесницы. Вазы подняли на стол с помощью веревок, спустившихся с увитого золотой листвой потолка, а потом намотанных на барабаны подъемных машин… Трапезу сопровождало выступление акробатов, во время которого двое мальчиков взобрались на невероятной высоты шест, стоявший на голове у мужчины».

В конце представления Лиутпранд выглядел настолько ошеломленным, что император, усмехнувшись, велел переводчику спросить, чье мастерство больше поразило гостя: мальчиков-акробатов или же человека, который удерживал шест. Лиутпранд, не имевший на сей счет определенного мнения, смущенно промямлил, что не знает. В ответ император «громко рассмеялся и сказал, что тоже не знает, кому отдать предпочтение». Вполне типичный для Константина VII ответ. Хотя Гиббон и называет его «лентяем и пьяницей», Константин был одним из самых обходительных и художественно одаренных императоров. Он был автором «Книги церемоний», подробного описания ритуалов византийского двора, так что можно предположить: он приложил со своей стороны максимум усилий, чтобы сделать рождественскую трапезу по возможности блистательной и интересной. Лиутпранд по достоинству оценил некоторые блюда, но, подобно впервые оказавшимся в Греции современным английским туристам, счел, что в византийской еде слишком много оливкового масла и чеснока. К тому же ему не понравилась местная рецина.

В «Книге церемоний» есть описание приема, из которого становится ясно, что трапеза, на которой присутствовал Лиутпранд, была по сравнению с ним самой обычной «встречей без галстуков». Праздник, посвященный именинам императора или императрицы, в изложении Константина напоминает не столько обед, сколько балет, перемежающийся исполнением вокальных партий. Даже самые простые движения тщательно срежиссированы, и то, что смысл некоторых терминов (например, «фенгия») нам абсолютно неизвестен, лишь придает всему отрывку какую-то неземную ауру. Вот как всё происходило (мы постарались по мере сил в скобках пояснить читателям, о чем идет речь).

«После того как будет подано жаркое, артоклины вводят тех, кто должен будет плясать, а именно: доместика схол и доместика чисел (высшие военачальники империи) , а также димарха венетов с представителями его партии, трибунов, викариев и димотов венетов, которые входят и возглашают многая лета. Доместик схол подносит либелларий (поэму в честь празднуемого события) , трапезарь принимает либелларий и передает его ипсистарию. Венеты исполняют апелатик (песнопение в честь императора) на первый глас. Трапезарь дает знак (протягивает руку с растопыренными пальцами и сжимает их) , и начинают плясать доместик схол с доместиком чисел, димархом, трибунами и димотами, обходя кругом императорский стол трижды. На трибунах и викариях надеты бело-голубые одежды с короткими рукавами и золотыми полосами. На ногах у них надеты кольца, а в руках – фенгия. После пляски певцы и народ поочередно поют многая лета, трапезарь берет апокомвий (награду в виде некоторой суммы денег) и через артоклина передает его доместику схол, который кланяется. Певцы и народ продолжают возглашать многая лета. После этого тем же порядком входят доместик экскувитов и комит стен (другие высшие чины империи) , а также димарх прасинов с представителями своей партии, трибуны, викарии и димоты прасинов. Викарии и трибуны в зелено-красных одеждах с короткими рукавами и золотыми полосами. На лодыжках у них кольца, а в руках – фенгия. Протанцевав три раза, все идут вниз и становятся у подножия императорского стола. Затем певцы поют: „Боже, сохрани Империю навсегда“, и народ поет трижды: „Боже, сохрани Империю навсегда“».

После чего вся процедура повторялась с некоторыми изменениями участников и костюмов, и непривычные к подобным вещам чужеземные гости наверняка впадали в отчаяние. В церемониях такого рода нередко видели симптомы заката империи, однако представить Византию без них невозможно: жизнь двора имитировала воображаемые ритуалы Небесного Царства. В византийской иконографии архангелы нередко изображались как придворные. В «Книге церемоний» Константин заходит столь далеко, что сравнивает свои усилия по организации торжественных церемоний с действиями Творца по привнесению в мир порядка и гармонии. «Пренебрегать церемониями и осуждать их на смерть, – предостерегает Константин, – все равно, что повергать империю в хаос и лишать ее благолепия».

Это случилось в гостинице «Малая Азия». Во время обеда, проходившего под аккомпанемент «Времен года» Вивальди, мы познакомились с удивительной блондинкой, уроженкой Сицилии, носящей мелодичное имя Энрика Ла Виола Брунелла. Свою совершенно несредиземноморскую внешность она объяснила следующим образом: «Я норманка, дочь викингов!» Она, несомненно, имела в виду расцвет Сицилии в XII веке, когда островом управляли норманнские короли, которые отличались образцовой терпимостью и художественным вкусом, а потому для украшения своих дворцов и церквей привозили византийских мозаичистов. Энергия и целеустремленность Энрики вполне соответствовали образу норманнской принцессы. При всей исключительной доброте и великодушии этой женщины ей безумно нравилось все «каппадокийское». Самыми частыми фразами в ее устах были: «Я в восторге! Как здорово!» или «Нет слов! Какая красотища!»

Энрика купила старый дом в Ортахисаре и собиралась кое-что в этом городе усовершенствовать. Прекрасной во всех отношениях Каппадокии явно не доставало оперы, и Энрике пришла в голову мысль, что Ортахисар с его скальной крепостью – идеальное место для постановки «Аиды». Услышав это, Хайдар Хакир, до приторности услужливый управляющий гостиницей «Малая Азия», тут же выключил Вивальди и поставил Паваротти. Вечер еще не закончился, а Энрика уже договорилась, что на следующее утро в сопровождении своего турецкого возлюбленного Эртула (осанистого симпатичного мужчины с обликом слегка разочаровавшегося в жизни султана) отправится вместе с нами на совместную прогулку от деревни Ибрагимпаша до Ортахисара.