Г. Бельская - Убийства в Доме Романовых и загадки Дома Романовых

Всего удобнее было действовать именем принцессы Анны Леопольдовны. И она, и ее супруг были оттеснены Бироном, который обращался с ними грубо, пренебрежительно, как он привык в прошлое царствование, а после ареста первых заговорщиков, которые на самом деле ими не были, скорее просто болтали, — Ханыкова, Михаила Аргамакова, Пустошкина, секретарей Яковлева и Семенова, он учинил принцу Антону публичный допрос, а начальник Тайной концелярии А. И. Ушаков угрожал обойтись с ним «так же строго, как с последним подданным Его Величества». Супруги стали опасаться, что Бирон вышлет их из России.

7 ноября Миних, шеф кадетского корпуса, представил Анне Леопольдовне несколько своих питомцев, чтобы та выбрала пажей. После представления состоялась беседа принцессы с фельдмаршалом, который предложил избавить ее и отечество от тирана. Принцесса немедленно согласилась. День прошел обычно: принц Антон и Бирон посетили императора и принцессу Анну, потом поехали в манеж — Бирон был заядлый лошадник, а вечером смутил ужинавшего у него Миниха вопросом: «А что, граф, во время ваших походов вы никогда не предпринимали ничего важного ночью?». Фельдмаршал на мгновение смешался, но быстро оправился от смущения и искренне ответил, что ничего чрезвычайного не упомнит, но имеет твердое правило использовать благоприятные обстоятельства в любое время дня.

Благоприятные обстоятельства наступили в два часа по полуночи. Фельдмаршал с главным адъютантом подполковником Манштейном через оставленные незапертыми задние ворота вошли во дворец и прошли в покои принцессы Анны. После короткого разговора Миних вызвал всех караульных офицеров, которым Анна объявила, что решает арестовать Бирона и поручает сделать это фельдмаршалу. Миних отобрал восемьдесят человек и двинулся ко дворцу регента.

На карауле в Летнем дворце, где жил Бирон, в ту ночь стояла команда Преображенского полка, подполковником которого и был Миних. Когда Манштейн объявил им намерение принцессы Анны, те радостно обещали, что ни один караульный не шевельнет пальцем в защиту Бирона. Манштейн и солдаты беспрепятственно прошли через сад и поднялись в спальню. Пытавшегося сопротивляться Бирона жестоко избили, связали и унесли в карету Миниха, помчавшуюся в Зимний дворец.

9 ноября вышел от имени императора Иоанна III манифест, в котором Бирон объявлялся отрешенным от регентства, а правительницей с теми же полномочиями назначалась Анна Леопольдовна. В тот же день Бироны (Эрнст-Иоганн и Густав) и Бестужев отбыли в закрытых каретах в Шлиссельбургскую крепость, в заточение. В следующем, 1741 году Бирона судили и сослали в Пелым. Вместе с ним в ссылку отправили братьев и зятя, генерала Бисмарка. Сослан был в отцовскую пошехонскую деревеньку и кабинет-министр А. П. Бестужев-Рюмин. Император же жил, как и прежде, мирно посапывая в колыбельке; его родители избавились от страха. Казалось, бури над династией утихли.

Время: 25 ноября 1741 года.

Место: Санкт-Петербург.

Главное действующее лицо: Елизавета, царевна, дочь Петра Великого.

Прошел год. 23 ноября 1741 года, в понедельник, в Зимнем дворце у правительницы Анны Леопольдовны, шел обычный куртаг — прием. Внезапно она оторвала цесаревну Елизавету от карточного стола и пригласила в отдельную комнату. По ее сведениям, сказала она, цесаревна замышляет произвести переворот. Французский посланник Шетарди помогает ей в этом. Кроме того, она находится в переписке с неприятелем — Россия вела войну со Швецией. Елизавета с горячностью все отрицала, потом обе расплакались, бросились друг другу в объятия и расстались при взаимных уверениях в преданности и любви.

А на следующий день правительство отдало приказ гвардии готовиться к выступлению в Финляндию против шведов. Близкие к Елизавете люди — они же заговорщики, — полагая, что правительство заговор раскрыло и хочет удалить расположенную к Елизавете гвардию из Петербурга, стали уговаривать ее действовать немедленно.

И Елизавета решилась. В начале второго ночи 25 ноября сопровождаемая камер-юнкером М. И. Воронцовым, своим врачом Лестоком и старым учителем музыки К. И. Шварцем она направилась в казармы Преображенского полка. В гренадерской роте ее уже ждали. «Ребята! Вы знаете, чья я дочь, ступайте за мною! Клянусь умереть за вас, и вы присягните за меня умереть, но не проливать напрасно крови». «Клянемся!» — зашумела толпа. После целования креста более трехсот гвардейцев двинулись по Невскому к Зимнему дворцу. По дороге четыре группы солдат арестовали Миниха, Остермана, Левенвольда и Головкина. В караульне дворца солдаты, услышав слова Елизаветы: «Самим вам известно, каких я натерпелись нужд и теперь терплю и народ весь терпит от немцев. Освободимся от наших мучителей», с криком «Матушка, давно мы этого дожидались, и что велишь, все сделаем!», немедленно присоединились к ней.

По одной из версий переворота, драматической, Елизавета сама вошла в спальню правительницы и сказала ей: «Сестрица, пора вставать!» По другой — были посланы гренадеры, чтобы захватить императора и его родителей. Ребенок проснулся, и кормилица отнесла его в караульную, где Елизавета, взяв на руки, ласково произнесла: «Бедное дитя! Ты вовсе невинно; твои родители виноваты!».

Народ заполнял Невский, всюду раздавались крики «Ура!» Маленький император окончательно проснулся, слыша радостные возгласы, развеселился, подпрыгивал на руках Елизаветы и махал ручками…

Немедленно к ярко освещенному дворцу Елизаветы у Марсова поля поспешили разбуженные барабанщиками петербуржцы, помчались экипажи вельмож и сановников, спешивших уверить новую государыню в своей преданности. Переворот был бескровным, только Миниха и Остермана побили гренадеры: первого солдаты не любили (как, впрочем, и он их), а Остерман (как ему изменила осторожность?) неучтиво отозвался о Елизавете.

Князь Я. П. Шаховской, только что вернувшийся с ужина от своего родственника Головкина, вспоминая ту ночь, писал: «Не было мне надобности размышлять, в какой дворец ехать. Ибо хотя ночь тогда и мороз великой, но улицы были наполнены людьми, идущими к цесаревниному дворцу, гвардии полки с ружьями шеренгами стояли уже вокруг одного в ближних улицах и для облегчения от стужи во многих местах раскидывали огни, а другие, поднося друг другу, пили вино, чтоб от стужи согреваться. Причем шум разговоров и громкое восклицание многих голосов: «Здравствуй, наша матушка императрица Елизавета Петровна!» воздух наполняли. И тако я, до оного дворца в моей карете сквозь тесноту проехать не могши, вышед из оной, пошел пешком, сквозь множество людей с учтивым молчанием продираясь, и не столько ласковых, сколько грубых слов слыша, взошел на первую от крыльца лестницу и следовал за спешащими же в палаты людьми…» [9] Я. П. Шаховской, Записки, СПб., 1872. .