Г. Бельская - Убийства в Доме Романовых и загадки Дома Романовых

События 1741 года отличались от предыдущих переворотов и полупереворотов (возведение на престол Екатерины I, воцарение Анны Иоанновны, падение Бирона) по крайней мере в трех отношениях.

Во-первых, на авансцену вышла гвардия, причем гвардейцы в массе своей, вопреки расхожему мнению, отнюдь не были дворянами. Если при прежних петербургских коллизиях гвардия присутствовала где-то за кулисами или ее грозили употребить в дело сановники, боровшиеся за власть, то 25 ноября 1741 года гвардия — корпоративное объединение со своими традициями и духом (заметно преторианским) — выступила вполне самостоятельно.

Во-вторых, переворот 1741 года психологически был переворотом патриотическим: гвардейцы явственно поднялись против немецкого засилья, засилья, которое российское общество, в первую очередь столичное, дворянское, ощущало чрезвычайно остро в годы бироновщины. Ненависть к Бирону, утвердившемуся у власти путем постыдным — «он ее (Анну. — В. Т. ) знатно штанами крестил», — переносилась и на сменивших Бирона, а ранее бывших с ним заодно Миниха, Остермана, Левенвольда. В определенной степени эти чувства распространялись и на родителей императора — немца Антона Ульриха и полунемку Анну Леопольдовну. К тому же эта семейная пара, оказавшись у кормила власти, не проявила ни государственного ума, ни элементарной житейской осмотрительности. Они не любили друг друга, непрерывно ссорились, создавая вокруг себя атмосферу нервозную, мелочную.

Анна Леопольдовна была женщиной доброй, но чрезвычайно ленивой. По целым дням, неодетая и непричесанная, она сидела во дворце с неразлучной своей фавориткой Юлианой Менгден. Принц Антон, напротив, желал править, не имея к этому, правда, никаких способностей, и нашел союзника в лице Остермана.

Об Остермане стоит сказать несколько слов, ибо человек он был незаурядный. Барон Генрих Иоганн Фридрих (а по-русски Андрей Иванович) Остерман — один из «птенцов гнезда Петрова». Он сумел удержаться наверху при всех российских правителях и правительницах — от Петра I до Анны Леопольдовны. Факт настолько редкий, что сам по себе заслуживает внимания. Стихией Остермана была, конечно, дипломатия, причем дипломатия именно XVIII века — придворная, с атмосферой подкупов, взяток, интриг, необузданной распущенности. Барон Андрей Иванович был ловок, трудолюбив, изворотлив и очень талантлив в интриге. Но крупным государственным деятелем, не был никогда. Белградский мир — детище Остермана, вершивший тяжелую войну с Турцией (1733–1739), стал насмешкой над успехами России и здравым смыслом. Проникнуть в неприступный доселе Крым, захватить его столицу Бахчисарай, взять Азов, Очаков, Хотин и Яссы, разгромить турок под Ставучанами, заплатить за это сотней тысяч солдат и многими миллионами рублей, а потом отдать все в руки представителя враждебной к России державы — французского посла в Константинополе! В результате Россия получила пустынную степную полосу на юге с Азовом (и без права его укреплять), не добилась права держать не только военные, но и торговые корабли на Черном море, а султан отказался признать императорский титул Анны. В. О. Ключевский написал так: «Россия не раз заключала тяжелые мирные договоры, но такого постыдно смешного договора, как белградский 1739 года, ей заключать еще не доводилось…» Вот такой человек был Остерман.

И наконец, огромную роль в перевороте и в судьбе династии Романовых сыграл образ дочери Петра Елизаветы, не столько она сама, сколько ее образ. Она была на редкость красивой женщиной, это признают все современники, элегантной, необычайно сызмальства чувственной, легкомысленной, ленивой и малообразованной. После смерти своей матери, Екатерины I, она жила при сменяющих один другого дворах — Петра II, Анны Иоанновны, Ивана Антоновича, занимаясь балами, любовными увлечениями, стараясь держаться в тени и не принимая участия в интригах, даже демонстративно от них отстраняясь — за ней, особенно при Анне, постоянно следили. В глазах же гвардейской среды, особенно простонародной ее части, она постепенно становилась идеалом, полной противоположностью развращенному, коррумпированному, находящемуся под засилием иноземцев двору. К тому времени в памяти народной ужасы петровской эпохи отошли на задний план, и Елизавета, с ее (отцовской) простотой обращения, красотою, приветливостью, веселостью, крестная мать десятков гвардейских чад, а следовательно, кума многих гвардейцев, была в их глазах живой связью с прошлым величием и надеждой на будущее. Именно поэтому переворот удался так легко. Он отвечал пусть еще не вполне сформировавшимся и осознанным настроениям российского общества и был встречен с большим энтузиазмом.

Энтузиазм, однако, как это обычно бывает, оказался преждевременным. Царствование Елизаветы трудно отнести к благополучной поре российской истории — достаточно вспомнить пугачевщину. Но правление Елизаветы — не наша тема. Нас интересует Иоанн Антонович, его судьба.

28 ноября вышел манифест, в котором, вопреки фактам, пространно и мудрено обосновывалась законность прав на престол Елизаветы Петровны. В том же манифесте Елизавета объявила, что «хотя принцесса Анна, и сын ее, принц Иоанн, и дочь принцесса Екатерина, ни малейшей претензии и прав к наследию всероссийского престола ни по чему не имеют, но, однако, в рассуждении их, принцессы и его, принца Ульриха Брауншвейгского, к императору Петру II по матерям свойств и из особливой нашей природной к ним императорской милости, не хотя никаких идо причинить огорчений, с надлежащей им честью и с достойным удовольствием, предав все их вышеописанные к нам разные предосудительные поступки крайнему забытию, всех их в их отечество всемилостивейше отправить повелели» [10] С. М. Соловьев, История России. .

Так обещала новая императрица, но обещания своего не выполнила.

Время: 26 ноября 1756 года.

Место: Холмогоры Архангельской губернии.

Главное действующее лицо: Иван Васильевич Зубарев, он же Иван Васильев, тобольский посадский человек и конокрад.

Летом 1755 года на русско-польской границе была задержана шайка конокрадов. В одном из них, именовавшем себя Иваном Васильевым, свидетель опознал посадского человека из Тобола Ивана Васильевича Зубарева, разыскиваемого властями за мошенничество. На следствии Зубарев рассказал историю, даже по тем авантюрным временам фантастическую.

Бежав из-под стражи в 1754 году, мошенник (он пытался под предлогом, находки золотых и серебряных руд получить деревню с крестьянами якобы для устройства горноплавильного завода) добрался до Ветки под Гомелем (тогда это была Польша), где находились поселения и скиты раскольников, выходцев из России. Оттуда он поехал в Кенигсберг, где на улице его остановил прусский офицер, зазвал в трактир и стал вербовать на военную службу. Когда Зубарев отказался, его арестовали и доставили к фельдмаршалу Левальду (Зубарев назвал его Ливонтом), а потом познакомили с… К. Манштейном, тем самым Манштейном, который, будучи адъютантом Миниха, когда-то арестовал Бирона.