Жаклин Паскарль - Как я была принцессой

Имам протянул мне какой-то документ на арабском. Я поняла только цифру «25» в одной из строчек. Кто-то вложил мне в пальцы ручку. Наверное, я должна расписаться, но только где?

Меня опять выручила тетя Зейна, которая ткнула в документ пальцем, после чего я вывела в нем свое имя. Сразу же после этого имам удалился, и Тенку Зейна последовала за ним. Не понимая, когда же начнется моя свадьба, я оглянулась на родственниц Бахрина в надежде найти моральную поддержку, и они все приветствовали меня радостными улыбками и кивками.

«Большой прогресс, – подумала я. – Его семья уже улыбается мне».

Из коридора послышался какой-то шум, и в дверях показался Бахрин.

– Пошли, Ясмин, – позвал он.

– Сейчас начнется церемония? – спросила я.

– Какая церемония? – удивился Бахрин.

– Перестань шутить, – потребовала я. – Сколько еще все это будет продолжаться?

– Но мы уже женаты, – сообщил мне жених.

– Как женаты? Этого не может быть… Ведь нас никто ни о чем не спрашивал, и мы не произносили клятвы… Я тебя вообще почти не видела сегодня, – растерянно пролепетала я.

– У нас это не принято, – терпеливо, словно дурочке, объяснил мне Бахрин. – Я произнес все клятвы в столовой и взял тебя в жены. Ты здесь сказала сайа терима , то есть согласилась с предложенной за невесту ценой.

– С ценой? – прошипела я, с трудом сдерживаясь.

– Да, двадцать пять долларов, как указано в свидетельстве о браке. Ты его подписала. Вообще-то по законам Тренгану полагается всего пятнадцать, но ты так красива, что я решил поднять цену, – пошутил он. – Пошли, нас все ждут. – Он вывел меня в коридор и подтолкнул в сторону гостиной. – Попробуешь орехового соуса. Я специально заказал его для свадебного ужина, потому что ты его любишь.

Я уже даже не пыталась что-либо понять. Похоже, мое присутствие на собственной свадьбе совершенно не требовалось. Странно только, зачем понадобилось наряжаться и столько волноваться?

Свадебного ужина я почти не запомнила. Все разговаривали через мою голову по-малайски, и лишь изредка кто-нибудь переводил мне пару фраз. Насколько я поняла, речь шла в основном о наших будущих детях и о том, какой хорошей матерью я стану. Кроме того, оживленно обсуждалось завтрашнее торжество – утверждение принца в правах наследника. Вся королевская семья, включая и меня, должна была присутствовать на церемонии.

Гости разошлись довольно рано, и в доме остались только мы, слуги и Тенку Залия.

Бахрин намекнул, что пора спать, и я, подойдя к свекрови, улыбнулась и благодарно поцеловала ее в щеку. Похоже, такой физический контакт стал для нее полной неожиданностью, но она тоже улыбнулась, ласково потрепала меня по щеке и, пожелав нам спокойной ночи, ушла к себе.

Ну вот я и замужняя женщина. Я улыбнулась своему отражению в зеркале и вытащила шпильки, удерживающие волосы на макушке.

Бахрин ушел в ванную, дав мне время переодеться в шелковую, нежно-розовую ночную рубашку и пеньюар с кружевными вставками, которые я купила специально для нашей первой ночи. Комплект стоил целое состояние, но я не пожалела денег: мне хотелось быть самой красивой для Бахрина.

Наконец он вышел из ванной в легкой пижаме и, не говоря ни слова, уставился на меня так, точно видел впервые. Я почувствовала себя неловко, будто меня оценивал незнакомец.

Потом Бахрин улыбнулся, но выражение его глаз оставалось холодным.

Стараясь развеять странное напряжение, я поднялась со стула и протянула к нему руки. Он подошел ко мне совсем близко и, положив ладонь на мой затылок, запрокинул мне голову, как мне показалось, для того чтобы поцеловать. Я немного расслабилась, когда услышала его шепот:

– Моя красавица-жена…

Вдруг его пальцы с силой впились мне в волосы, он несколько раз обмотал их вокруг руки, резко потянул вниз и выкрикнул мне прямо в лицо:

– Теперь ты принадлежишь мне, ты это понимаешь? Ты принадлежишь мне!

– Пожалуйста, не надо! Мне больно, милый, – взмолилась я и попыталась освободиться.

В ответ на это он заставил меня еще сильнее запрокинуть голову, а другой рукой грубо схватил за запястье.

– Это не смешно! Пожалуйста… Мне больно! Отпусти меня, – продолжала упрашивать я.

– Я могу делать с тобой все что угодно. Ты принадлежишь мне! – прошипел он мне в ухо и изо всех сил толкнул меня на кровать так, что я упала на спину.

Я начала всхлипывать, но Бахрин дал мне пощечину и приказал замолчать. Он схватил мои руки и заломил их у меня над головой, а потом начал срывать с меня ночную рубашку, безжалостно разрывая тонкое кружево. Он обращался со мной так, словно я была не его любимой женщиной, а неодушевленной вещью. Резной край кровати больно врезался мне в спину, и я застонала и еще раз попросила отпустить меня. Вместо ответа он еще несколько раз ударил меня по лицу и грубо приказал заткнуться.

А потом он с силой вошел в меня и начал насиловать. Мне казалось, я слышу свой беззвучный крик: «Все должно было быть совсем не так!»

Я плакала, но не смела позвать на помощь. Огласка и позор пугали меня еще больше, чем необъяснимая ярость Бахрина.

– Пожалуйста, перестань, мне больно, – умоляла я, но он не слышал и не останавливался.

Снова и снова он входил в меня, будто разрывая пополам, и при этом безостановочно шептал в ухо, что теперь я принадлежу ему, что я его жена, его красавица-жена. У меня это не укладывалось в голове. Я больше не видела лица, нависшего надо мной. Весь окружающий мир превратился в сгусток боли, унижения и страха.

Закончив, Бахрин грубо столкнул меня на пол и, сказав, что я похожа на чучело, велел привести себя в порядок. У него было холодное и жесткое выражение лица человека, который только что выполнил необходимую, но неприятную работу. Я не могла сказать ему ни слова, мозг отказывался служить, мысли путались и меня сильно тошнило. Едва добравшись до ванной, я наклонилась над унитазом, и меня вырвало.

Потом я умылась и, превозмогая непрекращающуюся тошноту, посмотрелась в маленькое зеркало над ванной: на щеках остались отпечатки ладоней, а на запястьях – красные следы его пальцев. Собственное тело казалось мне чужим и грязным. Я осторожно провела рукой по спине и нащупала ссадины там, где в нее впивался острый, резной край кровати. Ночная рубашка, купленная в предвкушении медового месяца, была изорвана в клочья, как и все мои надежды.

Не знаю, как долго я проплакала, сидя на унитазе. Мне было страшно, и я не решалась анализировать поведение Бахрина. Я только старалась утешить себя, мысленно повторяя, что все дело в напряжении из-за свадьбы или во временном помешательстве. Все будет в порядке, как заведенная приговаривала я, все будет хорошо, все образуется. Сейчас надо просто переждать эту ночь.