Питер Керр - Зима в раю

Ну, а самым ярким моим воспоминанием о том полном событий дне в конце января стали негодующие протесты курицы, которую старательная Элли решила отмыть от прилипшей к перьям сажи под краном кухонной раковины. Шум, произведенный птицей, когда ее запихали в дымоход, был нежным чириканьем по сравнению с этим яростным сопротивлением.

И что же Элли получила в награду за свои самоотверженные гуманные старания улучшить бытие птицы? Когда она наконец опустила до блеска вымытую и высушенную феном старую клушу в уютное гнездышко под колченогим стулом у колодца на западной террасе, неблагодарная курица надменно помигала, с презрением прыснула в сторону Элли пометом и пустилась наутек, да так, что только лапы засверкали. Ворота птица преодолела с разбега под какофонический аккомпанемент хлопающих крыльев. В последний раз ее видели бегущей в сгущающихся сумерках обратно в сравнительно безопасное место – на ферму старого Пепа.

– Ты только взгляни, какой отсюда открывается вид на Андрач! – зачарованно протянула Элли. – Всякий раз, когда я это вижу, я снова и снова испытываю потрясение. По-моему, слишком красиво, чтобы быть правдой, – словно кадр из фильма. И маленькие домики, прилепившиеся у подножия гор, – в этом есть что-то библейское, ты не находишь? Наверное, мне никогда не надоест смотреть на этот пейзаж.

На пути домой мы взобрались на последний подъем главной столичной трассы. Наша поездка не была долгой – мы только доехали до городка Пагуэра на побережье, чтобы представиться другу старого Жауме, сеньору Херонимо, торговцу фруктами, который без колебаний пообещал приехать и examinar [337]наши апельсины при первой же возможности. Он хорошо знает эту finca , сообщил нам Херонимо с улыбкой, и sí, sí, señores , нисколько не сомневается, что сможет купить у нас б о льшую часть урожая. No problemas. Разумеется, нужно сперва оценить качество фруктов и назначить взаимно приемлемую цену, но это всего лишь una formalidad [338], он в этом уверен.

Такое положение дел не могло не радовать. А точнее, мы чувствовали себя на вершине мира. Наконец-то все стало складываться как нельзя лучше.

Даже Сэнди оправился от своего первоначального шока от встречи с крошечным трактором, которому предстояло стать нашим единственным орудием для работы на земле. Когда мы уезжали, он цеплял плуг к маленькому мотоблоку с намерением приступить к вспахиванию заросшей сорняками почвы.

– Ничего не потеряем, если посмотрим, как работает эта машинка Микки-Мауса, – ворчал наш старший сын, исподтишка полируя рукавом почти невидимое масляное пятнышко на капоте двигателя. – Кто-то же должен этим заняться, даже если этот драндулет – не трактор, а позорище. – По-видимому, Сэнди решил поближе познакомиться с основами испанского земледелия – на свой манер.

Чарли тем временем вызвался собирать апельсины («за скромную плату») вместе с Тони – своим новым другом из деревни. Однако, как только они очутились в саду, корзины и секаторы мигом были брошены на землю, а два сомнительных labradores [339]исчезли в лиственных глубинах старого мандаринового дерева. И вскоре откуда стали раздаваться типичные для подростков ломкие смешки, встречающие каждое ругательство и неприличное слово, которыми мальчишки обменивались и с готовностью заучивали каждый на новом для себя языке.

По-видимому, Чарли решил поближе познакомиться с основами испанского языка – на свой манер.

Мы с Элли испытывали радость и немалое облегчение при виде того, что наши сыновья начинают приспосабливаться к новой жизни, и это еще больше укрепило долгожданное ощущение благополучия, которое охватило нас на пути домой после плодотворного визита в Пагуэру.

– Не хочешь выпить кофе? – спросил я.

– Не задавай глупых вопросов, – улыбнулась Элли, одной рукой поправляя стильные солнечные очки, а другой поглаживая меня по колену.

В конце проспекта Хуана Карлоса Первого, длинной главной артерии, протянувшейся почти через весь Андрач, находилась heladería , то есть кафе-мороженое, под названием «Кан-Тонета». Внешне заведение было ничем не примечательно, и непосвященный человек мог легко пройти мимо heladería , не удостоив его внимания. Для Элли же это кафе стало любимым в Андраче – но не потому, что подававшиеся здесь напитки были особенно хороши, а потому, что, как она выразилась, здесь было «приятно». И действительно, эта heladería не относилась к тем прокуренным и заваленным старыми газетами точкам, где было не протолкнуться среди шумных, играющих в домино мужчин. Тут было спокойно, чисто, просторно – и обычно довольно свободно. То утро не стало исключением – поначалу. Мы сели в полупустом зале и стали любоваться обстановкой в ожидании, пока нас кто-нибудь когда-нибудь обслужит.

Эта heladería в свое время была городским дансингом, если верить сеньору Бонету – гордому владельцу предприятия, и хотя с тех пор множество дискотек открылось на туристических costas [340]и сделало его elegante [341]заведение невостребованным, он намеревался сохранять интерьер во всем его «бальном» великолепии до того дня, когда благовоспитанная клиентура с тонким вкусом вновь заскользит по полированному полу под сладкие звуки саксофона, скрипки, пианино и ударников.

Терпеливо дожидаясь возвращения тех счастливых дней, сеньор Бонет отгородил половину танцевального зала изысканными плетеными экранами, установленными между массивными колоннами, которые поддерживали низкий потолок с открытыми балками на нескольких рядах декоративных арок.

Шарообразные канделябры и винтажные подвесные вентиляторы ввинчивались в зал сверху, словно экзотические сталактиты, и ряд древних театральных софитов тоскливо свисал с горизонтальной штанги перед маленькой занавешенной эстрадой, на которой сейчас было тихо и темно, если не считать меланхоличного зеленого сияния от таблички над расположенным по соседству мужским туалетом.

Статные дубовые стулья, обтянутые гобеленовой тканью, которые в старые добрые времена стояли бы вдоль противоположных стен танцзала – muchachos [342]с одной стороны разглядывали бы muchachаs [343]с другой стороны, – теперь, увы, группировались вокруг белых пластиковых столиков, которые, будучи, несомненно, практичными, находились, тем не менее, в вопиющем несоответствии со своим барочным окружением.

По одну сторону от главного входа стоял наготове, полыхая огнями, стол для игры в пинбол, в то время как стена напротив напоминала стенд на специализированной выставке электронного оборудования для предприятий общественного питания. Подмигивающий лампочками игровой автомат, запрограммированный через каждые несколько минут нарушать тишину короткими всплесками синтезированной карусельной музыки, стоял плечом к плечу с парой высоких стеклянных витрин холодильников, заполненных доверху невероятным ассортиментом местного мороженого.