Питер Керр - Зима в раю

Наконец я привел машину к тому месту, где наше шоссе встречается с трассой между Пальмой и Пучпуньентом. Там я заметил, что в сосновых лесах все чаще попадаются вечнозеленые дубы, чья серо-зеленая листва смягчала краски пейзажа, придавала ему почти ручной характер в противовес суровой местности, через которую мы только что проехали. Чем ближе мы оказывались к пункту назначения, тем все более очевидной становилась эта перемена. Даже дорога стала как будто более гладкой – она несла нас всё прямее и быстрее на запад к горе Галатцо, чья величественная вершина башней возвышается над всеми остальными пиками в округе. Мы промчались через вишневые сады, окаймленные высокими оградами из кипарисов, и подивились тому, какими жалкими и голыми выглядят в своем зимнем оцепенении обрезанные плодовые деревца. А берег torrente , бегущего вдоль левой обочины, прятался под пышной мантией мирта и тростника, разросшихся между древними рожковыми деревьями, оливами и теперь уже повсеместно встречающимися вечнозелеными дубами.

На подъездах к Пучпуньенту ландшафт приобрел мягкость, более уместную на лесистых просторах юга Англии, чем в уединенной долине в майорканских горах. Высокий вяз, тополь и ясень прочно обосновались в лощине на околице деревни. Их мощные стволы и густая сеть верхних ветвей воспевали вечную благодарность драгоценной воде, приносимой к их корням по каменистым руслам torrentes , которые вытекали из бассейнов дождевой воды в окружающих горах. В дополнение к природной красоте этого томного уголка, просвещенные жители деревни когда-то посадили вдоль главной улицы изящные ряды платанов, которые теперь уже достигли зрелости, и их тонко замаскированные облезающей корой стволы незаметно сливались с приглушенными тонами видавших виды стен и крыш старых каменных домов.

Удушающе жаркими летними месяцами, когда побережья и равнины Майорки пекутся в неумолимом сиянии солнца, Пучпуньент является оазисом восхитительной тени, которую дают его широколиственные деревья, и сладостного, прохладного воздуха, приносимого нежными бризами с высот горы Галатцо.

Даже в этот ласковый зимний день окружающий пейзаж освежал: бодрил величием гор и успокаивал ощущением надежности и безопасности – его создавали крутые мощеные переулки, уютные коттеджи с террасами и запах горящих в каминах оливковых бревен. Это был редкий ракурс лика Майорки, время здесь словно бы остановилось – если закрыть глаза на лишенный колес, перевернутый кузов «сеата-панды», который был оставлен на главной улице деревушки в качестве мусорного контейнера.

– Магазин не работает! Какое счастье, – зевнул Чарли, глядя из машины на закрытые ставнями окна местного colmado.

– Согласен, – сказал Сэнди. – Продавец наверняка отправился пообедать. Что же, он поступил весьма разумно, и я предлагаю последовать его примеру. У меня от голода уже ноги не ходят.

– И у меня тоже, – подхватил Чарли, оживившийся при упоминании об обеде. – И в желудке так пусто, что я боюсь, как бы он не начал переваривать сам себя. Это жестоко – держать растущий организм, как у меня, по полдня без еды. Посмотрите на часы. Уже половина третьего!

Бар-ресторан «Эс-Понт» располагался на въезде в деревню, рядом с мостом, в честь которого и был назван. Тень для больших арочных окон «Эс-Понта» создавалась типичным для Пучпуньента способом – посадкой вдоль тротуара молодых ив и перечных деревьев. Хотя здание было построено позже, чем большинство деревенских домов, выглядело оно гостеприимно, и забитая фургонами небольшая парковка служила доказательством того, что в ресторан действительно стоило заглянуть – не рискуя при этом потерять много денег, поняли мы, глянув на доску у входа с перечнем Menú del día [388]из трех блюд, включая хлеб и вино, и все это за весьма умеренную цену.

Однако, когда мы вошли в большую спартанскую комнату, в которой единственными уступками комфорту были несколько дешевых столов и стульев с рассыпанными на них газетами, дровяная печь по центру голого пола, цветной телевизор на высокой полке, транслирующий дублированную на испанский серию «Соседей», и стол для игры в пул, я почувствовал, что Элли несколько разочарована. Но, как говорится, нужда научит калачи есть, и я решительно двинулся к бару, где уже сидели несколько чумазых рабочих со стройки и экспедитор в синем комбинезоне. Посетители наслаждались послеобеденным кофе, ликером и сигарами. Сэнди и Чарли направились прямиком к бильярдному столу: все их симптомы надвигающейся голодной смерти чудесным образом исчезли при виде зеленого сукна.

Бармен вытирал полотенцем стаканы. Он оказался преклонных лет крепышом выше среднего роста. Его крупное невозмутимое лицо казалось еще более крупным из-за плоской кепки, которая была ему явно мала и сидела на макушке словно летающий блин, приземлившийся на дружелюбную дыню.

На мой вопрос, возможно ли еще заказать обед, бармен кивком головы перенаправил меня к двум широким аркам в глубине помещения, одна из которых была забаррикадирована барьером из горшечных пальм и висячих корзин с цветами. Мы с женой настороженно нырнули под вторую арку, и в тот же миг гул мужских разговоров сменился каменным молчанием, под аккомпанемент которого Элли подверглась тщательному осматриванию дюжиной пар откровенно оценивающих романских глаз.

Узрев официантку, появившуюся из кухни с рядом полных тарелок на вытянутой руке, я отправился к ней, чтобы разузнать насчет столика. Залившаяся румянцем Элли осталась без поддержки, и потому ей пришлось симулировать глубокий интерес к аромату искусственных цветов, которые были весьма художественно расставлены внутри поднятой крышки старого письменного стола сбоку от арки. К еще большей досаде жены, ее застенчивая тактика пускания пыли в глаза не привела ни к чему, кроме басовитого рокота понимающих смешков со стороны ее обожателей.

– Знаю, это цена, которую приходится платить за хороший обед в тех местах, где едят ремесленники, – прошептала Элли, когда наконец снова очутилась под моей защитой за тихим столиком у окна. – Но все же я бы очень хотела, чтобы они глазели менее откровенно. Я чувствую себя так неловко.

– Прекрасно понимаю и сочувствую тебе, – сказал я без излишних эмоций, – но не думаю, что в ближайшее время ситуация тут изменится к лучшему. Так что не лучше ли тебе выработать более либеральную позицию?

– В смысле?

– Ну, более, как бы это лучше выразиться… Более континентальную.

– Ах, более континентальную! Хоть ты меня и не просил, дорогой, я все же скажу тебе кое-что: держу пари, ни один из этих мужчин посмел бы предаваться своим «континентальным» похотливым привычкам, если бы с ними тут были их жены, – отчеканила Элли. – И я объясню тебе почему. Потому что они бы получили хороший «континентальный» пинок в свои «континентальные» причиндалы, вот почему!