Григорий Александров - Моя жена Любовь Орлова. Переписка на лезвии ножа

Часы в виде павлина, подаренные Потемкиным Екатерине II, после смерти «матушки» не работали. Г. Александров и будущий оператор «Веселых ребят» В. Нильсен долго мучились с «павлиньим» механизмом, пока тот не заработал, и павлин не распустил свой хвост, «как Керенский».

Скульптурный портрет Сократа, на голову которого напяливал папаху один из штурмующих Зимний.

На шикарном бильярде Николая II в Зимнем полураздетые, чем особенно возмутили советскую общественность, «ударницы» укладывались спать.

Командир женского батальона «ударниц», защищавших Зимний. Попав в Голливуд, Эйзенштейн и Александров были шокированы, увидев в роли Бочкаревой в американском боевике «Батальон смерти» Глорию Свенсон – тогдашнюю секс-звезду. Можно представить, насколько «обаятельна» была ее Бочкарева.

Самая обидная для Александрова «потеря». Когда они с Эйзенштейном узнали, что на третьем этаже Зимнего, рядом с опочивальней царицы, содержались две породистые коровы, которых доили фрейлины (врачи прописали болезной Александре Федоровне парное молоко), режиссеры сделали из этого потешный игровой аттракцион. И весь он ушел… в технический брак!

Члены ленинградского Истпарта рассказали Александрову смешной, на их взгляд, эпизод. Наутро после ареста Временного правительства питерская буржуазия во главе с председателем городской Думы Шнейдером отправилась к ним с «гуманитарной» помощью: несли всякую снедь, чтобы прокормить проголодавшихся «временных». Но на Банковском мосту были остановлены патрулем из двух матросов, долго не могли уломать их пропустить себя и, проголодавшись, сами съели все, что несли арестованным министрам.

Министр Временного правительства, вернее, игравший его типаж.

День расстрела демонстрации на Невском проспекте.

Центральная электростанция.

Жена Александрова, помогавшая Эйзенштейну в монтаже.

Видимо, чтобы не бликовали.

Такое впечатление, что это письмо – черновик предыдущего. Особенно, если предположить, что Александров или редакторы его книги путают время написания «беловика»: не 7 августа, когда Эйзенштейн еще снимал в Ленинграде, а 7 сентября, то есть через день после написания возможного «черновика» – 5 сентября 1927 года. Тем не менее, в этом варианте письма есть вещи, опущенные Эйзенштейном в «беловике» или Александровым при его публикации.

Материала.

Ученики Эйзенштейна и Александрова по Государственной киношколе братья Васильевы монтировали тогда свой первый документальный фильм «Подвиг во льдах» – о походах ледоколов «Красин» и «Малыгин».

Мягкий фокус.

Второй оператор фильма.

«Крестным ходом» Эйзенштейн называет делегацию «гуманитарной» помощи к оголодавшим после ареста членам Временного правительства.

Перефразированное Эйзенштейном от «золотой молодежи». Здесь – речь о будущем операторе «Веселых ребят» и «Цирка» В. Нильсене, снимавшем с Эйзенштейном, когда группа, чтобы все успеть, разделялась: Александров снимал с Э. Тиссэ, Эйзенштейн – с его ассистентом Нильсеном.

Арка Генерального штаба на Дворцовой площади, на которой располагался другой «штаб» – по руководству съемки штурма Зимнего.

Имеется в виду эпизод, когда раненного при разгоне демонстрации рабочего буржуазные девочки, по примеру французских (о чем Эйзенштейн вычитал в юности), выкалывающих зонтиками глаза раненых коммунаров, добивают теми же зонтиками.

Тот же, из предыдущего письма.

«Фракция большевиков», о которой сокрушался Александров.

Член ленинградского Испарта, одна из самых активных консультантов фильма.

Тогдашнего «Ленфильма», на базе которого снимался «Октябрь».

Одно из приспособлений для монтажа.

Шуточная, скромности ради, переделка слова «шедевр», которой пользовались в группе Эйзенштейна.

Директор Первой фабрики Госкино, хлопотавший, видимо, о семейном местожительстве Александровых.

Приехавший на съемки «Октября» из Свердловска земляк Александрова журналист И. Келлер писал: «Эйзенштейн что-то говорит своему режиссеру. Высокий, с девичьими глазами, Александров кивает».

Снимавшаяся в качестве типажа – раздатчицы прокламаций в Смольном – ленинградская большевичка, участница октябрьских событий.

Ускоренная съемка, делающая естественной скорость движения в немом фильме, где она была всегда несколько завышенной. Но все «перекрутить» Г. Александрову не удалось, и Н. Крупскую не устроили движения в кадре изображающего Ленина В. Никандрова. «Очень уж суетлив как-то, – ворчала жена вождя. – Никогда Ильич таким не был».

Об этом месяце самостоятельных, без Эйзенштейна, съемок в Ленинграде Александров вспоминает как о самых «адских» в своей 60-летней жизни в кино: «Эйзенштейн уехал в Москву, оставив на мое попечение двух операторов – Тиссэ и Нильсена, которые подобно тому, как топки двух сцепленных локомотивов на крутом подъеме ежеминутно жаждут: “Угля, угля!”, требовали от меня заданий, заданий и грозили, что в случае простоя сбегут. Сбегут два прекрасных оператора! А вся оставшаяся работа заключалась прежде всего в повышении качества будущего фильма. Спешка меня никак не устраивала. Ни одного кадра ни снять заново, ни переснять без моего участия было невозможно. Я разрывался на части. Ночами писал режиссерские разработки кадров, которые предполагалось снять днем или вечером, а с утра до ночи в бешеном темпе решал организационные и творческие задачи, по несколько раз на день выпрыгивая из павильона на натуру и с натуры снова врываясь в павильон». («Эпоха и кино» стр. 104.)

Монтажные ножницы в руках Эйзенштейна, обвешанных пленкой.

Первую отсрочку от военного призыва Эйзенштейн выхлопотал Александрову еще на «Потемкине». И снова, несмотря на то, что его теперь уже сорежиссер занят выполнением юбилейного госзаказа, военное ведомство не перестает напоминать Александрову о его воинском долге.

Сценария, видимо. Спустя 33 года такой «единственно-окончательный» сценарный вариант «Русского сувенира» Александров называл «красным» и, никому – ни актерам, ни группе, – не показывая, прятал в сейфе своего кабинета на «Мосфильме».