Григорий Александров - Моя жена Любовь Орлова. Переписка на лезвии ножа

Александров родом из Екатеринбурга. И возможно, о встрече со знакомой оттуда в Америке просила его жившая в Москве сестра.

Написано при отплытии из Парижа в Нью-Йорк в мае 1930 г.

Один из братьев Васильевых, снимавших в то время фильм «Спящая красавица» по сценарию Александрова.

«Сидел» в буквальном смысле, в расположенной на этом острове тюрьме «Синг-Синг», обвиняемый все в том же – в пропаганде коммунизма, с которой якобы явился в США. Сидел, правда, недолго и был выпущен, как он потом рассказывал, под залог в четыре тысячи долларов, внесенных еще не знавшим его Чарли Чаплином.

На цветной открытке водопада.

На открытке с умопомрачительной панорамой Нью-Йорка, которая, видимо, и названа, из-за восторга перед ней, «оперой».

По поводу себя на фото с текстом письма.

На открытке с «видиком».

«Мужчиной» Александров себя почувствовал потому, что впервые собственноручно, каллиграфическим «английским» почерком написал письмо на этом языке. С чем связана и определенная незамысловатость, даже примитивность его содержания.

На священном для евреев дереве Джошуа обещали, кстати, повесить Эйзенштейна американские фашисты, которые его иначе как еврея не воспринимали.

На острове Каталина Эйзенштейна, Александрова и Тиссэ возил на своей яхте Ч. Чаплин. Но была ли она оборудована стеклянным дном – неизвестно.

Письмо действительно пестрит «туристическими» зарисовками, но принадлежат ли они «кисти» Александрова или вырезаны и наклеены им из турсправочников, сказать трудно – слишком уж они «правильны».

Все письмо написано на обратной стороне туристической карты САСШ, как тогда называлась Америка (Северо-американские Соединенные Штаты).

Советский писатель, автор романов «России верные сыны», «Мертвая зыбь» и др. Во время пребывания группы Эйзенштейна в Париже встречался с ней.

Себя, Эйзенштейна и Тиссэ.

После своего с М. Пикфорд приезда в Москву в 1926 году.

Сценарий о роботах Никулин предлагал Эйзенштейну в Париже.

Жена А. Монтегю – английского кинематографиста, ездившего с группой Эйзенштейна в Америку.

В отличие от «дел и безделий» Москвы, информация о ней «всурьез» интересует Александрова буквально. Для него, видимо, не секрет, что Л. Никулин близок к КГБ и даже выполняет функции его агента в более частых, чем у других писателей, зарубежных поездках…

На открытке с текстом – огромное, залитое светом концертное пространство под ночным небом и подпись Александрова: «80 тысяч зрителей».

Единственное публичное объяснение его заграничного конфликта с Эйзенштейном удалось вытянуть из Александрова Р. Юреневу. Но оно выглядит скорее анекдотичным и ничего в этом сложном узле противоречий между учеником и Учителем не решает. «Мы с Тиссэ не владели, к сожалению, ни одним иностранным, – жаловался Александров Юреневу много лет спустя. – А Эйзенштейн владел сразу тремя, забывая почему-то о своих друзьях-товарищах по четырем фильмам. В конце концов, нам это осточертело, и, набравшись храбрости, мы объяснились с ним – Нельзя же, Сергей Михайлович, в бесконечных интервью объявлять только свою персону: я задумал, я снял, я предполагаю…Эйзенштейн смущался, даже извинялся и клялся, что в следующий раз ничего подобного не допустит. Но стоило только появиться журналистам, как опять: “Я снял, я задумал…”»

То есть экранизировать роман француза Блеза Сандрара «Йоган Зуттер».

У Александрова уже было музыкальное образование: в 1917 году он окончил в Екатеринбурге музыкальную школу по классу скрипки.

Недаром потом так легко было работать с композитором И. Дунаевским.

А сколько было мучений в московском ЗАГСе с присвоением александровскому сыну имени Дуглас в честь американского кумира режиссера. Мучений, кончившихся ничем: советского ребенка наотрез отказались нарекать заокеанским именем и записали, в честь деда, Василием.

Так Александров называет почему-то Джозефа Штернберга. И не упоминает о его «Голубом ангеле», в съемках которого в Берлине в прошлом году он, Эйзенштейн и Тиссэ даже принимали участие. А Штернберг еще во время работы советских режиссеров в Мексике снял вместо них отвергнутый «Парамаунтом» и кардинально переделанный им сценарий «Американской трагедии» по роману Т. Драйзера. В Америке фильм провалился, но в Европе имел успех.

Лучшей в России исполнительницей Кавалини в «Романе» считалась М. Андреева, «звезда» МХАТа, гражданская жена М. Горького.

Единственное, и то недописанное, вряд ли посланное и оказавшееся почему-то в архиве Эйзенштейна письмо Александрова супруге.

Троица путешествовала по американской «Долине смерти».

На открытке с изображением снежных вершин, без даты.

По плаванию семь лет назад Александров уже был обладателем такого «первенства»: стал серебряным призером чемпионата Москвы в 1923 году.

Это подтверждает англичанин А. Монтегю, или, как его называла газета «Кино», на французский манер, «Монтежью»: «Эйзенштейн запирался с Гришей и устно излагал задуманный им эпизод. Гриша уходил и записывал сказанное».

Меценатом, как известно, оказался парижский «король жемчуга» Ф. Розенталь. Деньги, и немалые, он пожертвовал на съемки «Сентиментального романса», с его одной-единственной поющей этот романс героиней, своей любовницей, тоже из России, Маару Гри, или Мари Гринберг, или, чтобы быть совсем точными, – Марией Владимировной Якубович.

Запретив «советским» снимать «Зуттера», американцы, вскоре после их отъезда, сняли его сами и назвали «Король Калифорнии». Забавно, что картина оказалась в списке 70 так называемых «трофейных» фильмов СССР и вошла, по мнению Отдела агитации и пропаганды ЦК, о котором оно доложило Г. Маленкову, в числе наиболее желаемых – если ее чуть-чуть «подправить» – для советского проката.

Сценарий «Американская трагедия» по Т. Драйзеру. Александров называет его «третьим», потому что первым, до «Зуттера», было предложенное Эйзенштейном «Черное величество» с П. Робсоном в главной роли.