Николай Кочин - Кулибин

XVII и XVIII века дали столько новых необычных технических открытий, что многие упорно считали возможным создать и «вечный двигатель». Только в середине XIX столетия, с открытием закона сохранения энергии (впервые сформулирован доктором Майером [79] Майер, Роберт (1814–1878) — немецкий врач, первым открывший закон сохранения и превращения энергии (в 1842 году — сочинение: «Замечания о силах неживой природы»). Этот закон сводится к тому, что во всех процессах природы происходит смена форм энергии, которая никогда и ни при каких условиях не может вовсе исчезнуть или, тем более, возникнуть из ничего. После этого стало очевидно, что попытка создать «вечный двигатель» — источник энергии, которую хотели изобретатели получить из ничего, — совершенно абсурдна. Этот закон ознаменовал переворот в мировоззрении и методе естествознания XIX века. Стало ясно, что энергия без материи не может быть, как и материи без движения. Энгельс подчеркивал, что закон Майера (он называл его «абсолютным» законом природы) является блестящим подтверждением истинности диалектического материализма. в 1842 году), стало ясно, что построение «вечного двигателя» — источника энергии, ниоткуда не извлекаемой, невозможно. Поэтому заблуждение Кулибина не было заблуждением «самоучки», как пробовали это представить многие, а заблуждением, весьма распространенным в ту эпоху.

Сам Кулибин признается, что мысль о «вечном двигателе» стала занимать его около 1770 года, когда он узнал из газет о существовании такой проблемы. Тогда же он сразу загорелся желанием изобрести этот двигатель и начал работу. Он продолжал ее до самой смерти и особенно отдался ей в последние годы жизни в Нижнем. Он ревностно следил за известиями в европейских газетах, расспрашивал друзей и ученых, кто и где работает над этим изобретением.

Еще Петр I в 1721 году пытался купить через Шумахера [80] Шумахер. В 1714 году был приглашен в Петербург Петром I. Был тогда секретарем медицинской канцелярии и библиотекарем Петербургской библиотеки. В 1721 году был отправлен Петром I за границу, чтобы приглашать ученых в Петербург, приобрести научные книги и проведать про «вечный двигатель». за границей, в Касселе, «перпетуум-мобиле («вечный двигатель». — Н. К.) Орфиреуса». Шумахер представил отчет Петру о заграничном своем путешествии и о мнении образованных стран касательно «вечного двигателя»:

«Господин профессор Справезанд мнит перпетуум мобиле по обычаю математиков не противно есть принципиям математическим, и хотя не истинно утвердить можно, но что орфирейское колесо великую. пользу в народе чинить будет, однако же с рассуждением сходно и егда оное в руки искустных математиков попадет, то может в вящее совершенство привестися. Сие же мнение имеет немецкий математик Кушубер, которого концепт и рисунок я у него утор-говал. Господин Маньгольд, медицины доктор в Риншлене, мнит, яко оное такожде нашел, и о том малое писание публиковал. Господина Рейриднера перпетуум мобиле, которое я в Дрездене видел, состоит из холста, песком засыпанной и образ точильного камня сделанной машины, которая взад и вперед сама от себя движется: но по словам господина инвентора не может весьма велика сделаться. Французские и английские математики ни во что почитают все оные перпетуум мобиле и сказывают, яко оное против принципиев математических».

Петр думал пригласить к себе на службу Вольфа [81] Вольф, Христиан (1674–1754) — крупный математик, физик и философ. У него учился наш великий Ломоносов и в бытность за границей доставил философу немало хлопот. Петр I находился с Вольфом в переписке и советовался относительно создания Академии. Вольф же рекомендовал для нее крупных ученых: Бернулли, Бильфингера, Германа. . Шумахер об этом говорил знаменитому математику и философу. Вместе с ним он покупал колесо Орфиреуса. Вольф на колесо надежд не возлагал, от приглашения уклонился, а в возможности «вечного двигателя» будто бы не сомневался. Кулибин, вероятно, знал о тщетных попытках Петра I достать «вечный двигатель». И это его только подзадоривало.

Свою задачу он представлял так: «Изобрести машину с колесом, которая чтобы обращалась единственно своею силою до того времени, когда повредится какая-либо материальная часть, его составляющая, не имея в своем сложении никакие посторонние силы, к движению его понуждающие…» (из прошения Александру I). В другом письме он добавляет, что ничего, конечно, нет вечного: металл стирается, дерево ветшает. Поэтому двигатель этот понимается «вечным» в том смысле, что при смене износившейся детали он начинает двигаться вновь, и так без конца. Это же самое понимают и ученые под «вечным двигателем».

Кулибин отлично представлял себе те неисчислимые блага, которые принесет это изобретение, воплотившись в жизнь.

«Ежели совершится опыт ее по предложению с желаемым успехом, то может такая машина в большем состоянии служить по дорогам к перевозке тяжестей возами (да не может ли служить тогда с пользою во время войны, при перевозке тяжелых военных орудий), поднимаясь и на горы с переменою скорости в движении (даже и на морях, во время совершенного безветрия, к движению военных кораблей и других разных морских судов) и при легких подобно дрожкам возках; а особливо полезны будут для судоходства на больших судоходных реках, как на Волге и ей подобных на неподвижных же местах действовать могут вместо речных водопадов, ветров, коней, кипячих водяных паров, к действию разных мельниц и других машин».

Кулибин прекрасно знал, что думают о «вечном двигателе» ученые. Он всегда раздражался, когда начинали приводить авторитетные мнения этих ученых. Пятериков-сын говорит, что Кулибин «даже не любил слушать, когда кто-нибудь советовал оставить это. По этому поводу и отец мой всегда, впрочем, пользовавшийся его приязнью и искренним расположением, нередко навлекал на себя его неудовольствие». По-видимому, Кулибин полагал, что такое изобретение по плечу лишь гигантам технической мысли, а тем более, что многое считавшееся раньше невозможным со временем было преодолено. Это всегда и подбодряло Кулибина. Он страстно верил в безграничность человеческого разума. Вот что он пишет в своем прошении к царю, ссылаясь, между прочим, на Эйлера, который разделял его увлечение:

«Сей же муж почитался тогда ученостью во всей Европе первым, и в пример его мнения по нынешнее время открылось в свете много таких способов, кои были бы прежде открытия их почтены за невозможные, как-то: Монгольфьеровы шары для воздушных путешественников; способ летать по воздуху на крыльях; мог ли кто почесть возможным силу огнестрельного пороха прежде его открытия в свете, и мог ли бы кто поверить прежде открытия электрической силы удивительным ее действиям? Даже уж собственных моих изобретений — известные в публике зеркальные фонари от одной только свечи увеличают свет в тысячу раз и более того, который от простой свечи без зеркала обыкновенным образом происходит, и сие самое служит близким примером для тех ученых, кои думают, что от ничего родятся к беспрерывному движению в машине действующие силы. Но я… основываясь на мнении господина профессора Эйлера и руководствуясь открывшимися уже в свете примерами, будучи в Петербурге, делал по ревности моей на собственном иждивении ко взыскиванию сего беспрерывного движения разные машины и опыты».