М Стрешинский - Генерал Симоняк

- Ладно у них вышло, - отозвался Симоняк. - Кто там был?

- Младший сержант Пирогов, замполитрука Иван Бурмистров, солдат Егоров.

- Мелкой группе в лесу - раздолье... В блиндаж, отряхиваясь от снега, вошли комбаты Ефименко и Дуров.

- Здравия желаю, товарищ генерал, - молодцевато козырнул Ефименко.

- Здорово, Харитон. Что это ты бородищу отрастил?

- Немцев пугать.

- Только они тебя что-то не очень боятся.

Появился и комбат Душко. Он заметно осунулся, остро выступали скулы, жестко горели глаза. Следом за ним вошел полковой инженер Фотькин.

Симоняк встал и, прохаживаясь по блиндажу, сказал, что на завтра, 18 января, назначено общее наступление всей армии. Командир полка об этом уже знает. А комбаты? Тоже знают? Хорошо. Пусть тогда доложат свои решения.

- Имейте в виду, - добавил он, выслушав короткие доклады, - никаких отсрочек больше не будет. Завтра полк должен соединиться с волховчанами. Понятно?

- Всё ясно, товарищ генерал, - ответил за всех командир полка.

- А ты, Харитон, - усмехнулся Симоняк, - обязательно бороду скоси. Таким небритым неудобно с волховчанами встречаться. За кого нас посчитают?

Обратно Симоняк возвращался на броневике, присланном Хрустицким. Его тронула забота командира танковой бригады. Встретившись с ним на наблюдательном пункте, без слов пожал ему руку.

- Сколько у тебя малюток уцелело?

Хрустицкий назвал цифру. Танков осталось в строю совсем мало. И всё же Симоняк не сбрасывал их со счета. Легкие машины хорошо маневрировали в этом краю лесов и болот, здорово били врага из своих скорострельных пушек. Симоняку рассказывали о лейтенанте Дмитрии Осатюке, командире танка, и его механике-водителе Иване Макаренкове. Ловко уклоняясь от снарядов, танцуя по поляне на своей малютке, они заманили тяжелый немецкий танк к опушке леса, поставили его под огонь наших батарейцев.

- Надо завершать, полковник, - сказал Симоняк. - Сам понимаешь, конец венчает дело.

Говорил Симоняк глухо, с хрипотцой. Болело горло, генерал сильно простыл. Превозмогая озноб и ломоту в костях, он оставался на ногах. Даже цепями его бы сейчас никто не удержал в постели. Он жил уже завтрашним днем, старался предугадать и предупредить удары врага.

Около полуночи позвонил Шерстнев, просил разрешить комбату Собакину начать атаку рано утром, до намеченного времени.

- Почему? - удивился комдив.

Комбат, оказывается, не зря лежал перед опорным пунктом на железной дороге, он всё детально изучил, засек и хочет нагрянуть на гитлеровцев, когда они заняты котелками - завтракают.

- А как с артиллерийской поддержкой?

- Использует приданный дивизион и полковые пушки.

- Пускай атакует, - благословил Симоняк. - Собакин не из тех, кто сунется в воду, не зная броду, ученый...

Незадолго до рассвета на левом фланге яростно застрочили пулеметы. Первым их услышал часовой и дал знать адъютанту Симоняка. Тот выскочил из блиндажа.

- Где-то у Кожевникова, - доложил он комдиву. Радист незамедлительно соединил Симоняка с командиром 342-го полка. Яков Иванович сообщил коротко:

- Противник крупными силами атаковал батальоны Зверева и Малашенкова.

- С какого направления?

- С севера. Ввожу в бой Васильева.

- Держись! Передай мой приказ комбатам: не выпустить ни одного фашиста из Шлиссельбурга.

Немцев на этом участке было гораздо больше, чем наших бойцов. Они хотели прорваться, пока их окончательно не завязали в мешке. К Синявину двигались из Шлиссельбурга колонной - впереди автоматчики и пулеметчики. Они наткнулись на командные пункты Зверева и Малашенкова. Комбат Зверев, выскочив из землянки, расположил своих людей в воронках перед вырубкой. По его команде бойцы открыли огонь, рассекли вражескую колонну надвое. Уничтожить всю ее у Зверева не хватало сил. На себя он взял тех гитлеровцев, которые двигались в хвосте колонны. Остальные, предположив, что опасность миновала, начали обходить зверевский батальон, но в районе рощи Фикус их ждал батальон Малашенкова. Вскоре подоспел и батальон Васильева.

Побоище тут произошло огромное. Сотни немцев полегли и сотни были взяты в плен.

Пытаясь спасти остатки разгромленных частей во всё сужающемся бутылочном горле, дать им возможность вырваться, гитлеровцы предприняли сильную контратаку двумя свежими полками со стороны Синявина. Батальоны 270-го полка стойко встретили их и не позволили фашистам продвинуться. На залегшие цепи фашистов Морозов обрушил такую лавину огня, что там мало кто уцелел. Густой пороховой дым полз над приладожской землей.

- Что твой Собакин? - запрашивал комдив у Шерстнева. - Всё еще от Ромашки не в силах оторваться?

- На железке Собакин, - весело откликнулся командир полка. - В километре севернее поселка.

- Только бы не слез.

- Не слезет, у него танки и пушки.

- Передай ему: волховчане с ним рядышком. Минуту назад я с ними разговаривал. Как бы Собакин не обознался.

Батальон Федора Собакина атаковал немцев в восьмом часу утра. Расчеты полностью подтвердились. Ротный Владимир Михайлов, который отличился еще на невском берегу, и в этом бою воевал геройски. С горсткой бойцов - совсем мало людей осталось в восьмой роте, - он ворвался в траншею. На врага полетели гранаты, фашистов косили автоматные очереди.

Командир батареи Дмитрий Козлов выдвинул к самой железнодорожной насыпи полковые пушки. Прямой наводкой бил он по вражеским огневым точкам.

Собакин и замполит Шелепа пересекли изрытое воронками поле. Вот она и железка - узкоколейка, последняя, тонкая, как паутинка, ниточка, идущая от Ладоги в глубину вражеской обороны. Оседлав ее, третий батальон 269-го полка почти полностью рассек бутылочное горло.

- Только держись, - предупреждал Собакина Шерстнев.

- Отбил уже две контратаки, опять лезут. Не пропущу их здесь.

Фашистские автоматчики шли в психическую атаку. Артиллеристы Дмитрия Козлова ударили по цепям гитлеровцев.

- Огонь! Огонь! - командовал Козлов.

Так продолжалось несколько минут. Внезапно командир батареи упал на снег. Уже смертельно раненный, он подавал последние команды:

- Огонь! Огонь!

Ожесточенный бой разгорелся и правее поселка No 5. Тут отходившая немецкая колонна наткнулась на штабы первого и третьего батальонов 270-го полка. По узкой лесной дороге двигался большой обоз, несколько легких танков...

- Немцы наступают! - крикнул солдат-наблюдатель.

- Отставить, - оборвал его капитан Душко. - Не наступают, а отступают. Понятно?

В бой с вражеской колонной вступили все, кто находился при штабе, разведчики, посыльные, связисты.

Младший сержант Тимофей Пирогов и замполитрука Иван Бурмистров заняли позиции у самой дороги, в куче торфа. Их пулеметы пускали очередь за очередью. Немцы начали разбегаться под этим свинцовым ливнем. Остановился и головной легкий танк. Пирогов и Бурмистров подползли к нему, подорвали гранатами.