Наталья Трауберг - Голос черепахи (сборник)

Зато старые и даже пожилые люди могут порадовать. Они пережили и перечеркнули обе утопии. Наверное, есть и «идейные», но просто человек, который присел выпить апельсинового соку и разговорился с тобой, не идеализирует ни «свободную личность» 20–30-х годов, ни «доброго католика» долгих авторитарных времен. Лорку любят за огромный дар, за незлобивость и красоту, но руссоистский или телемский миф, некогда связанный с ним и с его друзьями, совершенно исчерпан. Вот в его музее, под стеклом, записи Висенте Алейхандре о том, каким мрачным Лорка бывал. А вот – письмо Грэма Грина, где старый разведчик уверяет, что бедный поэт был двойным агентом. Если это, не дай Бог, правда – как его жалко! Если нет – слава Богу, но трудно, страдая над этим письмом, не задуматься о несчастных адептах этой утопии, многих из которых я помню. Словом, миф, доживающий свой век у нас то в культе андерграунда, то в несколько устарелом культе Хемингуэя, там – совсем выдохся. Правда, испанцам все-таки приходилось противиться таким способом куда менее жуткой утопии порядка.

Приятно слышать, как надоела им и эта утопия. Даже верующих – меньше, чем я думала; старые люди часто оказываются неагрессивными скептиками. Если мы не спохватимся, наших детей, внуков и знакомых тоже будет мутить от сахарина. Упорные фарисеи считают, что тот, кому «это» неприятно, просто бежит от света, ибо дела его темны. Однако больше всех от такого суррогата веры мучился Христос.

Что же до мирских мечтаний о «добром порядке», «твердой руке» и т. п., стоит посмотреть их любимый фильм «От Франко к демократии».

И это Франко, не наши монстры! Испанцы любят своего короля и свою doña Soña . Совсем что-то честертоновское – средневековая слава монарха и полная демократия.

Были и печальные беседы, которые у нас если случаются, обретают очень зверские обертона. Многие вели себя при Франко, скажем не слишком милостиво. За пределами утопий «добрый порядок» приносит много горя, и не только «бездельникам» или вообще «плохим». Осуществляют его люди, существа ненадежные. Кто-то сажал, кто-то стучал, кто-то следил, кто-то просто старался стать первым учеником. Одни это делали по слабости, стыдясь, даже терзаясь; другие задуривали себя, оправдывая или возвеличивая. Как с ними быть, решают по-разному, но без нашей сердитой уверенности. Ответ Иоанна ХХIII (если кому плохо – помогай, что бы он раньше ни делал) – оптимален, но тут не очень применим: святой папа говорил о тех, кого преследовали, а сейчас в Испании этого совершенно нет. Проблема – не общественная, а частная; таких людей, как бы они ни самоутверждались, буквально сжигают досада, жалость к себе, все то, что отец Александр Мень называл «букетом». Им поистине хуже, чем кому бы то ни было, но в том-то и суть, что обрадовать их невозможно. Хотят они, чтобы постоянно хвалили их, ругали их врагов, но очень зорко следят, не ошибешься ли. И вообще, гладить их теперь, когда они так жалки – подвиг или предательство отношению к тем, кого они мучили? Прежде, чем отвечать, вспомним Евангелие.

Конечно, наши бывшие начальники, ездившие сейчас в Гранаду (их очень мало, они старые, да и блестящие испанисты), не убивали и не сажали. Делали они ровно то, что делал советский начальник послесталинских времен. Они и обижены, и хвастливы, но не злобны, даже как-то слишком приветливы. Один из троих – круто-православный и уверен, что всегда им был. Хорошо, что они с почти детским удовольствием воспринимают маленькие радости; к этому или к чему другому относится, что они безостановочно пьют?

Однако старость, наш земной суд, бывает и другой. Человек под восемьдесят (наш, не испанец) сказал мне среди кошек и цветов, в садах Хенералифе, что совершенно счастлив и за все благодарен. Обычных приговариваний о том, что «в сущности, я всегда был христианином», я от него не слышала. Проговаривания эти прекрасно уживаются с «букетом» или просто с себялюбивой раздражительностью. Только у двоих из говоривших там со мной были сокрушение и благодарность. Те, кто «всегда был христианином» (чаще это – в женском роде) недовольны Богом и ближними, довольны собой. Не нам их судить, среди церковных этого не меньше.

Среди испанцев все-таки обнаружилась сумасшедшая на церковный лад. Под праздник св. Иоанна Божия, «сопокровителя Гранады», как бы помощника Девы Марии Печальницы, одна старушка подожгла заранее припасенный мусор. Она забыла, что св. Иоанн – покровитель пожарных, и всесожжение не состоялось.

Обижать людей нехорошо по разным причинам; прежде всего, их жалко. Если мы думаем, что жестокость наша – во спасение, это вообще ужасно, и надо бы в миллиардный раз написать об этом. Однако сей речь – о другом, менее важном, даже немного шкурном: если обижать людей, они рано или поздно отомстят или хотя бы захотят отомстить отнюдь не по закону «око за око». Как всегда и бывает в ordo naturae [11], они до бессмыслицы перегнут палку, это вызовет ответ – и так далее, и так далее, борьба Сциллы с Харибдой.

Смотрите, секли детей, орали на подростков – и что же? Какой-то всемирный «Повелитель мух». Нет, речь не о том, что сейчас дети и подростки хуже, но они «в своем праве», они знают, что любой мало-мальски ответственный человек – тиран и мещанин. Что говорить, попытки скрутить их силой не исчезают, оба зла умножаются. И так в падшем мире всегда.

Обижали и женщин. Пока выхода не было, они терпели, медленно накапливая досаду, а значит – и ту искаженную, просто бесовскую справедливость, которая выражается фразой: «я не хуже тебя!». Ребенок начинает свой бунт, когда это чувство больше страха. Так случилось и с женщинами.

Теперь наши разборки – на уровне вышеупомянутой фразы, а на этом уровне опровергнуть их нельзя. Справедливость per abusum [12]– это все-таки справедливость, и бегать по замкнутому кругу можно бесконечно. Прорвем мы его, выйдем на другой уровень только тогда, когда сменим «Сказку о рыбаке и рыбке» на «Что муженек ни сделает, все хорошо».

Спешу оговорить, что притчей Андерсена хочу иллюстрировать не повиновение мужу. Это – вещь хорошая (конечно, удобопревратная), но сейчас речь не о ней. Как вы помните, бабка у Пушкина была постоянно недовольна, католики сказали бы, что она грешила против благодарности. Все ей мало, включая высшую мирскую власть – судя по черновикам, она хочет быть Римскою Папою. Вероятно, и это бы ее не удовлетворило. Такая бочка данаид – верный симптом страсти.

Жена у Андерсена – мастер благодарения. Это мог быть не муж, а кто угодно, а по сути – Божий промысел. Она и бабка – образы евангельской и мирской душ. Подумаем об этом, образы очень точны.

Как всякую притчу, сказку Андерсена не стоит толковать «расширительно». Она говорит только об одном . Конечно, есть вещи или обстоятельства, принимать которые кощунственно. Покорность Промыслу тоже бывает per abusum – но сейчас речь и не о том.