Жан Батист Баронян - Артюр Рембо

Изредка его навещали путешественники. В сентябре у него побывал обходительный Жюль Борелли, после него Арман Савуре, который задержался в Хараре на целый месяц, а вскоре появился вернувшийся из Европы Альфред Ильг. Он привёл в Харар караван с военным грузом для Менелика.

Этого швейцарского инженера Рембо считал уже своим другом и был с ним откровенен. В течение нескольких недель тот жил у него в доме. По вечерам они вели долгие разговоры, в которых иногда участвовали находившиеся в городе европейцы.

Благодаря Ильгу он углубил свои знания по истории Абиссинии со времён Античности. Слушая гостя, Артюр вспомнил о своём проекте книги про эту обширную и суровую страну, к которой стал, наконец, привыкать. Это будет, писал он родным, «нечто добротное и полезное» {132} 132 Rimbaud Arthur. Lettre à sa famille du 10 novembre 1888. Correspondance. Op. cit. . Вот только бы взяться за эту работу…

Одним ноябрьским утром 1888 года Харар был разбужен пугающим известием: Менелик и Йоханн IV объявили друг другу войну.

В первые недели 1889 года до Харара доходили лишь отрывочные известия о войне, но торговля между ним, Шоа и побережьем уже была серьёзно нарушена. Все чувствовали, что ухудшается положение европейцев, которых Менелик и его сторонники стали сильно прижимать. Это происходило из-за того, что крупные европейские державы, покончив со своими спорами, подписали договор, по которому поделили между собой всё побережье, навсегда отказав Абиссинии в праве на выход к морю. Этот договор предусматривал, в частности, постепенный уход Франции из Обока и перенос всей её активности в Джибути. Менелик пощадил только итальянцев — по той простой причине, что у его противника Йоханна IV был с ними вооружённый конфликт и он их люто ненавидел за то, что они захватили прибрежные провинции его империи.

Несмотря на тяжёлую ситуацию, Рембо, как мог, пытался выстоять и продолжал вести дела, особенно с Арманом Савуре, который, со своей стороны, не прекращал поставлять в страну оружие и боеприпасы. При этом Рембо был настороже, зная, что малейшая ошибка может оказаться роковой.

Однажды он стал объектом нападок из-за того, что якобы отравил собак, которые гадили на кожи, лежавшие около дома, где он жил. Соседи считали, что это отравление, единственным виновником которого назвали его, было причиной падежа среди их овец. Они грозились посадить его в тюрьму, выслать из города и захватить все его товары. Впрочем, дело угрозами и ограничилось. Арман Савуре, вспоминая об этом случае, в одном из писем к Рембо назвал его в шутку «Грозой собак» {133} 133 Rimbaud Arthur. Lettre à Alfred 11g du 7 septembre 1889. Ibid. .

Одиннадцатого марта ещё одна новость всколыхнула весь город и округу — смерть Йоханна IV. Император, который был на троне с семнадцатилетнего возраста, скончался от ран, полученных во время одного из сражений с махдистами на границе с Суданом. Менелик, находившийся тогда в Энтото, мог ликовать, так как отныне ничто не мешало ему стать следующим царём царей. Одержимый гордыней, злобный, хитрый и упрямый, он уже много лет мечтал об этом, и вот его надежды сбывались.

Провозгласив себя в июле негусом (императором) в Энтото (а не в Аксуме, что на северо-востоке страны, как это делали императоры — его предшественники), он сразу же стал проводить политику репрессий и принуждения. В частности, он обязал всех иностранцев, находившихся в Абиссинии, подписаться на государственный заём. Он вознамерился также вернуть бесчисленные произведения искусства и священные рукописи, которые были захвачены англичанами в 1868 году, когда британские войска безнаказанно занимались систематическим разграблением культурного наследия страны. Он предполагал хранить их в городе, который собирался построить недалеко от Энтото и который должен был стать новой столицей империи, — в Аддис-Абебе.

В одном из писем Альфреду Ильгу Рембо жаловался:

«С установлением порядка мы здесь наблюдаем картину, подобную которой страна не видела ни во времена эмиров, ни во времена турок, — страшную, гнусную тиранию, которая надолго покроет амхаров [50] Амхара — наиболее многочисленный народ в Эфиопии. бесчестьем во всех этих районах и на всём побережье, и это бесчестье наверняка скажется на имени самого короля.

<���…> Отнимают, лишают собственности, избивают, бросают горожан в застенок, чтобы выжать из них как можно больше денег. За это время каждый житель уже платил им трижды или четырежды. Этим налогом обложили всех европейцев и всех обращённых в ислам. С меня потребовали 200 талеров, из которых я выплатил половину, и боюсь, они выжмут из меня ещё 100 талеров, хотя сверх того они самым бесчинным, разбойничьим образом уже принудили меня дать им четыре тысячи взаймы. <���…> {134} 134 Ibid.

Добиваясь своего, агенты и приспешники Менелика спуска никому не давали. Угрозами они заставляли всех, кто попадался им под руку, ссужать их деньгами, не выдавая при этом никаких расписок и не называя срока погашения этого принудительного займа.

Всё это приводило Рембо в полное отчаяние, и он стал задумываться, выдержит ли в таких условиях и не придётся ли ему отказаться от сделок с клиентами. Что это за жизнь, писал он Альфреду Ильгу, «с перспективой оказаться со дня на день с опустошённой кассой или быть принуждённым давать в долг властям, которые тебе уже и так должны»? «Я предпочитаю готовиться к возможной ликвидации дела и теперь ищу, куда сбыть оставшийся у меня импортный товар и вернуть кредиты». В то же время он убеждал себя, что надо как-то «переждать бурю королевского налога» {135} 135 Rimbaud Arthur. Lettreà Alfred 11g du 20 décembre 1889. Ibid. . Он ещё надеялся на лучшие времена.

Как обычно, Рембо был предоставлен самому себе. Он не посещал кафе, в которых собирались немногие оставшиеся в Хараре европейцы, а любил часами бродить вдали от города пешком или передвигаться верхом между крутыми горными склонами, преодолевая потихоньку километр за километром, иногда до полусотни в день.

Возвратившись вечером усталым и разбитым, он сразу ложился в постель. Это — когда за домом ещё мог присматривать его молодой слуга Джами Вадаи, который женился, и у него родился сын. Прислуга у Рембо часто менялась. Он не придавал этому значения. Он не знал, как ему побороть ту душевную хворь, что постоянно его грызла и которую он называл скукой.

Он уже не читал много. У него пропала та ненасытная потребность в усвоении разных наук и практик, которую он испытывал в самом начале своей африканской эпопеи. У него часто менялось настроение. То он был угрюм, избегал всякого общения с окружающими, подозревая всех в том, что они что-то против него замышляют; то, напротив, становился оживлённым собеседником, иной раз с едким темпераментом высмеивавшим поступки и жесты людей, о которых говорил. Или даже иногда — но это уже гораздо реже — изрекал каламбуры. Узнав однажды, что Маконнен отправился паломником в Иерусалим, он сказал Ильгу: «…и я русалимлю этому верить» {136} 136 Rimbaud Arthur. Lettre à Alfred 11g du 7 octobre 1889. Ibid. .