Артюр Рембо - Стихи (3)

Артюр Рембо

Стихи

Перевод M. П. Кудинова

СТИХОТВОРЕНИЯ 1869 ГОДА

I

Подарки сирот к Новому году

I

Мглой комната полна, и осторожно в ней

Звучит шушуканье печальное детей.

Две детских головы за занавеской белой,

От грез отяжелев, склоняются несмело.

Снаружи стайка птиц друг к другу зябко льнет,

И крылья не влекут их в серый небосвод;

Проходит Новый год со свитою туманной;

Влача свой снежный плащ и улыбаясь странно,

Он плачет и поет, охвачен дрожью он.

II

Как будто окружил их мрак со всех сторон,

Как будто ночь вокруг, два малыша смолкают

И словно голосу далекому внимают,

И часто вздрагивают, слыша золотой

Предутренний напев, что в шар стеклянный свой

Стучит и вновь стучит, отлитый из металла.

Промерзла комната. Валяются устало

Одежды траурные прямо на полу;

Врывается сквозняк в предутреннюю мглу,

Своим дыханием наполнив помещенье.

Кто здесь отсутствует? - вы спросите в смущенье.

Как будто матери с детьми здесь рядом нет,

Той, что глаза таят и торжество и свет.

Забыла ли она вечернею порою

Расшевелить огонь, склонившись над золою?

Забыла ли она, свои покидая дом,

Несчастных малышей укрыть пуховиком?

Неужто не могла их оградить от стужи,

Чтоб ветер утренний к ним не проник снаружи?

О греза матери! Она, как пух, тепла,

Она - уют гнезда, хранящего от зла

Птенцов, которые в его уединенье

Уснут спокойным сном, что белых полн видений.

Увы! Теперь в гнезде тепла и пуха нет,

И мерзнут малыши, и страшен им рассвет;

Наполнил холодом гнездо суровый ветер...

III

Теперь вы поняли: сироты эти дети.

Нет матери у них, отец их далеко,

И старой женщине-служанке нелегко

Заботиться о них. Одни в холодном зданье

Они встречают день. И вот у них в сознанье

Воспоминания теснятся, и опять,

Как четки, можно их весь день перебирать.

Чудесен был рассвет, суливший им подарки!

А ночью были сны таинственны и ярки,

И каждый, что хотел, то и увидел в них:

Игрушки, сладости в обертках золотых;

И в танце это все кружилось и сверкало,

То появлялось вновь, то снова исчезало.

Как было весело, проснувшись в ранний час

И протерев глаза, почувствовать тотчас

Вкус лакомств на губах... Уж тут не до гребенки.

День праздничный пришел - и вот горят глазенки,

И можно босиком направиться к дверям

Родителей, вбежать в их комнату, а там

Уж поцелуи ждут, улыбки, поздравленья,

И ради праздника на шалость разрешенье.

IV

О, сколько прелести в словах таилось их!

Как изменялось все в жилище дней былых!

Потрескивал огонь, горя в камине жарко,

И комната была озарена им ярко,

И отблески огня, то дружно, то вразброд,

До лаку мебели водили хоровод.

А шкаф был без ключей... Да, без ключей...

Как странно!

К себе приковывал он взгляды постоянно,

Он заставлял мечтать о тайнах, спящих в нем,

За дверцей черною, что заперта ключом;

И слышался порой из скважины замочной

Какой-то смутный гул во мгле его полночной.

Сегодня комната родителей пуста,

Луч света под дверьми сменила темнота,

Нет больше ни ключей, ни жаркого камина,

Ни поцелуев нет, ни шалости невинной.

О, новогодний день печально встретит их!

И слезы горькие из глаз их голубых

На щеки падают, и шепот раздается:

"Когда же мама к нам издалека вернется?"

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В дремоту малыши погружены сейчас.

Вам показалось бы, что и во сне из глаз

Струятся слезы их... Прерывисто дыханье...

Ведь сердцу детскому так тягостно страданье!

Но ангел детства стер с ресниц их капли слез,

И сны чудесные двум детям он принес,

И столько радости в тех сновиденьях было,

Что лица детские улыбка озарила.

Им снится, что они, на руку опершись

И голову подняв, глазенками впились

В картину розового рая: он пред ними

Играет радужными красками своими.

В камине, весело горя, огонь поет

Виднеется в окне лазурный небосвод...

Природа, пробудясь, от солнца опьянела...

Земля, его лучам свое подставив тело,

Трепещет, чувствуя их поцелуев жар...

А в доме - свет, тепло... Развеялся кошмар...

Не видно на полу одежды этой черной...

Злой ветер перестал выть у дверей упорно...

И словно властвует здесь воля добрых фей...

Крик рвется из груди двух радостных детей...

Вот материнская кровать... Там что-то блещет,

На ярком серебре луч розовый трепещет,

И украшения сверкают и горят,

Мерцает перламутр и рядом с ним гагат;

И там на золоте начертаны упрямо

Слова заветные, слова "ДЛЯ НАШЕЙ МАМЫ!"

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

[Декабрь 1869]

СТИХОТВОРЕНИЯ 1870 ГОДА

II

Первый вечер

Она была полураздета,

И со двора нескромный вяз

В окно стучался без ответа

Вблизи от нас, вблизи от нас.

На стул высокий сев небрежно,

Она сплетала пальцы рук,

И легкий трепет ножки нежной

Я видел вдруг, я видел вдруг.

И видел, как шальной и зыбкий

Луч кружит, кружит мотыльком

В ее глазах, в ее улыбке,

На грудь садится к ней тайком.

Тут на ее лодыжке тонкой

Я поцелуй запечатлел,

В ответ мне рассмеялась звонко,

И смех был резок и несмел.

Пугливо ноги под рубашку

Укрылись: "Как это назвать?"

И словно за свою промашку

Хотела смехом наказать.

Припас другую я уловку!

Губами чуть коснулся глаз;

Назад откинула головку:

"Так, сударь, лучше... Но сейчас

Тебе сказать мне что-то надо..."

Я в грудь ее поцеловал,

И тихий смех мне был наградой,

Добра мне этот смех желал...

Она была полураздета,

И со двора нескромный вяз

В окно стучался без ответа

Вблизи от нас, вблизи от нас.

1870

III

Предчувствие

Глухими тропами, среди густой травы,

Уйду бродить я голубыми вечерами;

Коснется ветер непокрытой головы,

И свежесть чувствовать я буду под ногами.

Мне бесконечная любовь наполнит грудь.

Но буду я молчать и все слова забуду.

Я, как цыган, уйду - все дальше, дальше в путь!

И словно с женщиной, с Природой счастлив буду.

Март 1870

IV

Кузнец

Дворец Тюильри, 10 августа 92 г.

С огромным молотом в натруженных руках,

Хмельной, величественный, нагонявший страх,

Порой хохочущий, как бронзовые трубы,

С высоким лбом кузнец, разглядывая грубо

Людовика, вступил с ним в разговор. Народ

Их окружал в тот день, сновал он взад-вперед,

Одеждой грязною касаясь позолоты.

И бледен был король, как будто от дремоты

Очнувшись, эшафот увидел пред собой.

Покорный, словно пес, с поникшей головой,

Не шевелился он: кузнец широкоплечий

Такие знал слова, такие вел он речи,

Что все оборвалось в груди у короля.