Ольга Елисеева - Екатерина Дашкова

Толки о возможном возведении на престол шлиссельбургского узника не затихали, несмотря на коронацию. Сам по себе Иван не казался Екатерине II опасным, его можно было поместить на жительство в отдаленный монастырь {450} 450 Сб. РИО. СПб., 1871. Т. 8. С. 364. . Караульным дали предписание склонять арестанта к монашеству, на что тот отзывался положительно. Но в начале июля 1764 года подпоручик Смоленского полка Василий Мирович собрал 45 человек солдат, скомандовал «к ружью» и попытался силой освободить узника. Охрана, имея инструкцию Н.И. Панина: «противиться сколько можно и арестанта живого в руки не отдавать», — исполнила приказ. Когда Мирович ворвался в каземат, Иван Антонович был уже мертв.

В Петербурге узнали о случившемся в тот же день, 5 июля. «Не думайте, что я страху предалась», — писала Екатерина II с дороги Панину. Между тем у нее имелись причины для тревоги. С весны в столице находили подметные письма, содержание которых оказалось сходным с «манифестом» Мировича. В них повторялись обвинения Екатерины в убийстве Петра III и осуждалось желание вступить в брак с Григорием Орловым. Знакомый набор. Среди бумаг Мировича был найден план заговора, начинавшийся словами: «Уже время настает к бунту». Согласно ему, похищенного Ивана Антоновича следовало привезти к артиллеристам, представить как государя, а затем арестовать сторонников Екатерины. Троих — Захара Чернышева, Алексея Разумовского и Григория Орлова — предстояло четвертовать. Саму императрицу выслать в Германию, а на престоле «утвердить непорочного царя» {451} 451 Бильбасов В.А. Указ. соч. С. 347. .

Заметим, что предложение убить Орлова как бы унаследовано от дела Хитрово. Чем помешал Алексей Разумовский? Тем, что мог подтвердить факт давнего венчания с Елизаветой? А Чернышев? Тем, что когда-то считался поклонником Екатерины и, в случае гибели Орлова, августейшие взгляды могли обратиться к нему? Не слишком ли большая осведомленность в «комнатных», как тогда говорили, делах для скромного подпоручика?

10 июля Екатерина напомнила Панину о сходстве «манифеста» с подметными письмами, а кроме того, писала: «Надобно до фундамента знать… естьли неравно искра кроется в пепле, то не в Шлиссельбурге, а в Петербурге» {452} 452 Мадариага И., де. Россия в эпоху Екатерины Великой. М., 2002. С. 73. .

Мирович выглядел идеальным козлом отпущения. Он происходил из прежде богатой малороссийской семьи, поддержавшей гетмана Мазепу и потерявшей имения еще в 1709 году. Подпоручик несколько раз обращался с просьбой в Сенат вернуть ему конфискованное или хотя бы выделить пенсион трем сестрам, но получал отказ. 24-летний офицер вел разгульную жизнь, наделал много долгов и, судя по ответам на следствии, страдал больным честолюбием. Например, его раздражало, что из-за низкого чина ему нельзя присутствовать на спектаклях во дворце одновременно с императрицей. Сам собой напрашивался вывод, что Мирович хотел путем переворота выбиться в люди. Когда Петр Панин спросил арестанта, зачем тот предпринял «столь злой замысел», последний ответил: «Для того, чтобы быть тем, чем стал ты» {453} 453 Бантыш-Каменский Д.М. Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов. СПб., 1840. Т. I. С. 226. .

На вопрос судей: кто ему посоветовал совершить похищение Ивана Антоновича, — подпоручик дерзко отвечал: «Граф Кирилл Разумовский». Оказалось, что Мирович посещал дом гетмана и просил его помощи при возвращении конфискованных земель. Но Разумовский дал земляку иной совет: «Ты молодой человек, сам себе прокладывай дорогу, старайся подражать другим, старайся схватить фортуну за чуб, и будешь таким же паном, как и другие» {454} 454 Русский архив. СПб., 1863. Т. 1. С. 479. . Подобные слова можно было расценить как подстрекательство. Но состава преступления в них не прослеживалось. И, вместо того чтобы заподозрить Разумовского, Екатерина II почему-то бросила взгляд в сторону старой подруги.

Текст при внимательном чтении всегда выбалтывает то, что автор предпочел бы скрыть. «Я слишком много сделала для Екатерины и слишком мало для своей личной пользы» {455} 455 Записки княгини Е.Р. Дашковой. Россия XVIII столетия в изданиях Вольной русской типографии А.И. Герцена и Н.П. Огарева. Лондон, 1859. С. 92. , — писала Дашкова.

Вряд ли стоит удивляться, что после московских событий ее заподозрили автоматически. Рассказывая о своей непричастности к делу Мировича, она так старалась рассеять «ложную тень», что перегнула палку. Многочисленные перестраховки, специально помещенные в мемуары, заставляют исследователей задаваться неудобными вопросами.

«Сильная раздражительность души и двойное беспокойство за отсутствующего мужа и больную дочь снова расстроили мое здоровье; мне была предписана перемена воздуха». Поэтому «я попросила у моего двоюродного брата, князя Куракина [25] Александр Борисович Куракин — не брат, а кузен Дашковой по мужу, еще один племянник Н.И. Панина. Живя у него, княгиня не покидала круга новой родни и членов группировки министра. , разрешения поселиться в его поместьях в Гатчине». Причина «раздражительности» — неясна. Однако понятно: в Петербурге княгиню что-то смущало. Это не болезнь Анастасии — девочке лучше было бы оставаться в столице, где имелись доктора. И не тревоги за мужа — они не изменились с отъездом в поместье. Сырой и холодный из-за множества озер климат Гатчины не позволял поправить здоровье.

И все же Дашкова уехала. Почему? Ее болезнь — истинная или мнимая — опять выступала извинительной причиной, по которой княгиня не присутствовала в Петербурге как раз в тот момент, когда развивались опасные события. Более того, и в Гатчине она жила «совершенной отшельницей», никого не принимая в отсутствие мужа. Описание похоже на рассказ о деле Хитрово: все хворают, полное затворничество и неведение о городских слухах. А когда приходят неприятные записки от императрицы — удивление и негодование.

Интересна последовательность расстановки эпизодов в мемуарах княгини. Сначала она безотносительно к главным событиям сообщала об отъезде в Гатчину. А потом из последующего текста становилось понятно, зачем этот факт помещен. Дашкова показывала, что падающие на нее подозрения не просто ложны, но и нелепы.

«За несколько месяцев до этого генерал Панин был назначен сенатором и членом совета (еще один шаг по укреплению партии его брата. — О. Е.). Так как у него не было своего дома, а моя квартира была чрезвычайно поместительна, я предложила ему занять ее… а сама переселилась с детьми во флигель-Генерал Панин занимал мой дом до отъезда императрицы в Ригу, куда он ее сопровождал. В качестве сенатора он каждый день принимал большое количество просителей; наши выходы и входы были на противоположных концах дома; кроме того, прием дяди происходил в весьма ранние часы, так что я никогда не видела его посетителей и не знала даже, кто они. В числе их, как оказалось впоследствии, был и Мирович» {456} 456 Дашкова Е.Р. Записки. 1743–1810. Л., 1985. С. 67. .