Ольга Елисеева - 'Прости, мой неоцененный друг!' (Екатерина II и Е Р Дашкова)

Ольга Елисеева

"Прости, мой неоцененный друг!"

Феномен женской дружбы в эпоху просвещения

Екатерина II и Е. Р. Дашкова

"Во всей России едва ли отыщется друг более достойный Вас"; "Заклинаю, продолжайте любить меня! Будьте уверены, что моя пламенная дружба никогда не изменит Вашему сочувствию"; "Я люблю, уважаю, благодарю Вас, и надеюсь, что Вы не усомнитесь в истинности этих чувств"; "Прости, мой неоцененный друг!"1 Это строки из записок великой княгини Екатерины Алексеевны к Е.Р. Дашковой 1759 -- начала 1762 гг.

Дружба этих двух женщин наложила неизгладимый отпечаток на события русской истории второй пол. XVIII в. и помогла одной из них взойти на императорский престол, а другой очутиться во главе Академии Наук. "Единственное, чего России не хватает -- это чтобы какая-нибудь великая женщина командовала войском. -- не без раздражения замечал Джакомо Казанова после знакомства с "госпожой д' Ашкоф". -- Ученые мужи сгорели бы со стыда, что ими правит женщина, когда бы не признали в ней Минерву"2.

Титул Минервы, римской богини мудрости, был признан современниками за обеими Екатеринами -- Великой и Малой, Дружба, возникшая между двумя просвещеннейшими дамами своего времени, уже сама по себе заслуживает внимания, поскольку явилась сложным культурным феноменом эпохи Просвещения и была возведена нашими героинями в ранг высокою искусства человеческих взаимоотношений, выстроенных по канонам Классицизма.

Просвещенная Фемина

Европейское Просвещение завершило формирование особого, ни на что не похожего типа женщины. Не только мать и хозяйка, не только Прекрасная Дама -- предмет для поклонения и завоевания, не просто модель для художников или скульпторов -- а женщина-политик, литератор, философ, ученица известных профессоров, содержательница модных салонов, где собирались поэты и писатели. Властительница дум, духовно связанная с развитием культуры и во многом определявшая этот процесс.

Именно в эпоху Просвещения в образованных семьях появляются собственные женские библиотеки, начинают издаваться первые женские журналы, представительницы высших слоев европейского общества начинают писать дневники и мемуары, что свидетельствует об осознании ими ценности своих чувств и мыслей3. Современницы Екатерины II и Дашковой зачитывались воспоминаниями королевы Маргариты Наваррской, а знаменитые письма госпожи де Севиньи, придворной дамы Людовика XIV, стали для нескольких поколений пишущих женщин образцом изящного стиля.

В мастерской художника женщины перестали служить только моделями, некоторые из них сами встают к мольберту. В середине XVIII в. большой популярностью пользуются немецкие живописные полотна Анжелики Кауфман и итальянские пастели Розальбы Карьерра. На рубеже XVIII - XIX вв. их известность затмили портреты Виже-Лебрен, много работавшей в России. Даже скульптура -- сугубо мужской вид искусства -- пропускает женщину-ученицу. В Петербурге побывала и оставила свои произведения ученица знаменитого скульптора Фальконе мадемуазель Коло, которой Медный всадник обязан своей головой. Начиная с 50-х гг. XVIII в. умение рисовать становится частью хорошего женского образования и в России. По отзывам Казановы, прекрасные пейзажи, писала госпожа Сивере, супруга известного екатерининского вельможи.

Попытки дам наравне с мужчинами включиться в научную и художественную жизнь общества вызывали жаркие споры. Известная комедия Мольера "Ученые женщины" содержит язвительное обличение поверхностной дамской образованности и советует пока еще не поздно замкнуть разбушевавшуюся Фемину в строгом домашнем кругу. Однако основные тенденции времени шли явно вразрез с требованием драматурга4.

Просвещенные дамы, хотя и не могут обучаться в университетах, сами ищут себе наставников среди знаменитых физиков, астрономов, математиков. Становятся последователями известных оккультистов. Мать Екатерины II, принцесса Иоганна Ангальт-Цербстская была одной из наиболее преданных учениц графа Сен-Жермена в парижский период его жизни5. В записках Казановы читатель встречается с госпожой д'Юрфе, доискивавшейся египетских таинств посмертного перевоплощения женской души в мужскую.

Постепенно дам начинают принимать в масонские братства, подтверждая тем самым право женщин на духовное самосовершенствование. "Се я, Руфь, стучу в запертые двери. Отоприте!" -- текст французского посвятительного ритуала для дам, звучал очень символично для эпохи Просвещения6.

Российское дворянское общество, стремившееся со времен Петра I к европейской образованности, не осталось в стороне от процесса раскрепощения женщин. Еще в конце XVII в. царица Наталья Кирилловна единодушно осуждалась москвичами за любовь ездить по столице в возке с отдернутыми занавесками на слюдяных оконцах, а тем паче за прогулки на берег Москвы-реки посмотреть на кулачные бои. Ее падчерица и политическая соперница царевна Софья Алексеевна, готовясь к провозглашению себя царицей, вышла из церкви и обратилась к стрелецкому караулу со словами: "Ну что, годны ли мы вам?" В ответ она получила глухой ропот неодобрения, а затем выговор патриарха за то, что "непригоже поступает"7, нарушая границы своего женского долга и принимая на себя чисто мужские функции.

Пройдет всего полвека, и никому в голову не придет осудить императрицу Анну Ивановну за то, что она не только "постреливает" из ружья по воронам, но и с рогатиной ходит на медведей и кабанов8. Охота -- страсть анненского царствования -- увлекала многих придворных дам. "Малообразованная" и "недалекая" царица увлекалась астрономией и обожала смотреть в телескоп на Сатурн.

Царствование Елизаветы Петровны, на которое пришлась юность наших героинь, прославилось необычными маскарадами, на которых дамы наряжались в мужское, а кавалеры -- в женское платье. Подобные метаморфозы, согласно воспоминаниям Екатерины II, вызывали неприязнь у мужчин, но приводили в восторг прекрасную половину двора.

Совсем недавно публика познакомилась с портретами Елизаветы Петровны кисти Л. Каравакка9 и Е. Р. Дашковой работы неизвестного художника10 в мужских костюмах. Появилась возможность высказать предположение, что знаменитый Рокотовский "Молодой человек в треуголке" вовсе не портрет сына Екатерины II А. Г. Бобринского и "не переодетая" в мужское платье первая рано умершая жена Н. Е. Струйского, а сама императрица в маскарадном костюме. Изучение картины с помощью рентгеновских лучей обнаружило, что под верхним красочным слоем сохранилось другое изображение -- женщина с серьгами, в декольтированном платье. Лишь лицо осталось неизменным11, а оно полностью совпадает с лицом великой княгини Екатерины Алексеевны на портрете Пьетро Ротари 1761 г.