Ольга Елисеева - Екатерина Дашкова

Разговор с Орловым спровоцировал второе письмо в Петербург от 24 ноября 1780 года. Тем более что на первое князь не ответил. Такое пренебрежение задело Екатерину Романовну, и уже в Париже она выговорила Самойлову: «Я… не привыкла к тому, чтобы мне не отвечали на мои письма, ввиду того, что даже коронованные лица относились ко мне иначе». Просить о помощи и в то же время щепетильно указывать на бестактность — в этом вся Дашкова!

Молчание не было знаком забывчивости. Ведь княгиня, как всегда, задала сильным мира сего трудную задачу. «Мне было небезызвестно о невозможности моему сыну вдруг достигнуть этого счастья, — писала она Потемкину, — но я знала также, что ваша светлость как военный министр легко может повысить его, приблизив к этому званию до возвращения».

Иными словами, мать добивалась адъютантства для еще не служившего мальчика. Чтобы такое нарушение произошло, требовался приказ императрицы. Его-то и ожидал вице-президент Военной коллегии. Екатерина II взяла паузу. Ей хотелось знать, как поведет себя княгиня в новой политической ситуации, к кому примкнет.

Со своей стороны Екатерина Романовна весьма опрометчиво взялась давить на Потемкина. Ее второе письмо из Брюсселя — акт вежливого шантажа: «Так как я в Лейдене встретила князя Орлова, который полюбил моего сына и с откровенностью и участием, нас всех очаровавшими, предложил ему просить императрицу о переводе в его конногвардейский полк офицером, то… в случае если ваша светлость не пожелаете утруждать себя судьбой моего сына, он мог бы, не теряя времени, воспользоваться счастливым расположением к нему князя Орлова» {679} 679 Дашкова Е.Р. Письмо Г.А. Потемкину с просьбой назначить сына адъютантом // О смысле слова «воспитание». Сочинения, письма, документы. М., 2001. С. 246. . Проще говоря, если вы не хотите удовлетворить мою просьбу, мы прибегнем к другому покровителю.

Так очаровал Орлов княгиню или нанес ей оскорбление? Полагаем, часть правды содержится в обоих текстах. Просто они показывают ситуацию с разных сторон.

Следующий шаг Дашковой был еще более опрометчивым. В самом начале 1781 года она прибыла в Париж, где окунулась в атмосферу старых знакомств: Дидро, семейство Неккеров, аббат Рейналь, виденные когда-то в Петербурге скульптор Фальконе и его ученица мадемуазель Коло — творцы Медного всадника. Сам знаменитый Гудон работал над мраморным бюстом княгини, а королева Мария Антуанетта пригласила посетить Версаль.

«По вечерам у меня дома собиралось целое общество», — вспоминала Екатерина Романовна. «Встретилась я и с Рюльером… Подойдя к нему, я сказала, что… я очень рада его видеть, и если госпожа Михалкова, не желая никому показываться, пожертвовала удовольствием, которое ей доставило бы его общество, то у княгини Дашковой нет никаких оснований поступать так же. Я… буду с удовольствием принимать его, когда ему угодно» {680} 680 Дашкова Е.Р. Записки. 1743–1810. Л., 1985. С. 108. .

Как такое понимать?

Княгиня знала, что за ней наблюдали. Даже контролировали переписку. И вдруг демонстративное сближение с Рюльером. Хотя Дашкова и заявила, что не станет «ни читать, ни слушать его книгу», само ее появление рядом с автором санкционировало текст.

Не значат ли такие игры, что наша героиня дразнила Екатерину II? Она давала понять императрице, что княгиня Дашкова, в отличие от госпожи Михалковой, может перестать держаться как тихая незаметная подданная.

Чтобы проверить произведенное впечатление, Дашкова 23 февраля 1781 года написала третье письмо Потемкину. Его тон свидетельствовал о сдерживаемом раздражении: «Заявите, милостивый государь, ее величеству, что она переполнила бы желания матери, если бы соизволила почтить его (Павла Михайловича. — О. Е.) званием своего адъютанта… ибо для меня существенно, чтобы по возвращении в Отечество он не имел бы несчастья сидеть в одной комнате с караульными… чтобы счастье быть вблизи своей великой государыни не соединялось для него с каким-либо унижением и огорчением» {681} 681 Дашкова Е.Р. Письмо Г.А. Потемкину о военной карьере сына //Дашкова Е.Р. О смысле слова «воспитание». Сочинения, письма, документы. М., 2001. С. 247. .

Последнюю фразу биографы Дашковой часто трактуют как просьбу избавить Павла от возможного фавора. Но если прочесть письмо целиком, то становится ясно: княгиня говорила о стыде «сидеть в одной комнате с караульными». Солдаты не больше подходили ее сыну, чем русские студенты в Эдинбурге.

Однако попытки напористо наступать на Потемкина, как на профессора Робертсона, не возымели успеха. Он по-прежнему молчал. Дело решала сама государыня, и пока старая подруга вела себя опрометчиво, ответа быть не могло.

Природную гордость Дашкова демонстрировала самым утонченным образом — отказываясь от почестей и подчеркивая, что они ей положены. «Мне дали понять, что мне следует явиться в Версаль, — писала она о желании королевы Марии Антуанетты познакомиться с ней. — Я ответила, что, несмотря на то, что была графиней Воронцовой по отцу и княгиней Дашковой по мужу… что, хотя для меня лично всякое место безразлично… и хотя я не предавала значения знатности рождения, так что вполне равнодушно могла видеть, как французская герцогиня, дочь разбогатевшего откупщика, сидит на почетном месте (при версальском дворе им считался табурет), но в качестве статс-дамы императрицы российской, не могу безнаказанно умалять свой ранг».

Почему княгиня решила, что в Версале ее обязательно унизят? Сорок лет назад двоюродные сестры императрицы Елизаветы Петровны по матери — Скавронские и Гендриковы — посетили Версаль. Они хотели, чтобы с ними обращались как с кузинами русской государыни, но им указали на низкое происхождение и не позволили даже сесть в присутствии короля. Тем временем его фаворитка, маркиза Помпадур — «дочь разбогатевшего откупщика», — возвышалась на почетном «табурете». Сама Елизавета Петровна — в юности невеста Людовика XV — стояла второй в списке суженых французского монарха, но ее отвергли из-за того, что она дочь «подлой простолюдинки» {682} 682 Анисимов Е.В. Елизавета Петровна. М., 1999. С. 49. . Екатерина Романовна была в родстве с императорским домом через жену своего дяди Анну Карловну Скавронскую, то есть через ту же «подлую» линию. Теперь она добивалась, чтобы с ней в Версале обошлись как со статс-дамой русского двора, если не примут во внимание княжеский титул.

Дабы избежать недоразумения, Мария Антуанетта встретилась с Дашковой как с частным лицом — в доме своей приятельницы мадам Полиньяк, где «вследствие отсутствия придворного этикета» обе чувствовали себя «свободнее».