Халил Мусаев - Три буквы на моем заборе. КВН

На защите правопорядка.

Огромный зал Республиканского культурного центра был забит до отказа. В Махачкалу пожаловала команда КВН «Владикавказские спасатели». На этом концерте я Еремина и встретил. Между нами произошел примерно такой диалог:

– Как дела, Халил, чем занимаешься?

– Все нормально, хочу на работу выйти. Вот думаю в милицию устроиться.

– К нам в ОМОН пойдешь, – безапелляционно заявил подполковник Еремин.

Настроение у всех было хорошее, и, решив, что это он так пошутил, через какое-то время о предложении КВНщика – милиционера я стал забывать…

…Гамад Омарович взглянул на меня строго и вызвал в кабинет для прояснения моего вопроса заместителя. Через пять минут я услышал фразу, которая и определила мое будущее на ближайшие восемь лет.

– Молодой человек, ваши документы подписаны, вы – боец отряда милиции особого назначения.

С премьером Хизри Шихсаидовым.

Так я стал стажером ОМОНа и поступил в непосредственное распоряжение подполковника Андрея Еремина в отдел материального снабжения.

– Морда у тебя известная, будешь ходить к коммерсантам и выбивать материалы для нашей стройки. Тебе никто не откажет, ты же у нас чемпион, – определил направление моей деятельности новый начальник.

С восьми утра до шести вечера я звонил, ходил, уговаривал, выпрашивал, требовал.

Продолжалось это месяцев пять, пока обстановка в республике не стала ухудшаться. Нас всех, включая стажеров, периодически кидали на «усиление». Вместе с ГАИшниками мы стояли на дорогах Махачкалы и досматривали автотранспорт. Тяжелее всех, конечно, приходилось мне. Водители категорически отказывались подчиняться КВНщику в камуфляже, при этом они почему-то ехидно улыбались и просили показать, где находится скрытая камера. Даже маска не всегда помогала.

Когда в августе 1999-го на Дагестан напали боевики, в нашу задачу, как стажеров, входило сопровождение армейских колонн из аэропорта до непосредственного места дислокации. Как-то один из бортов задерживался с посадкой в Махачкалинском аэропорту, а мы на БТРе уже выехали с базы. Чтобы не возвращаться, было решено заехать в гости к другой милицейской группе, которая обеспечивала в Каспийске охрану концерта под открытым небом – «Молодежь против терроризма». На сцене почти в полном составе стояла и шутила наша команда – Карен, Ибрашка, Беня, Ванати. А я в полной боевой амуниции смотрел на них с последних рядов и думал, что мой КВН уже закончился…

На следующий день утром поступил приказ о стопроцентном выезде в район боевых действий. Самые близкие друзья, как положено, устроили бойцу Мусаеву шикарные проводы, которые закончились тем, что вечером в автобус меня практически вносили. Мне, как специалисту по стрельбе, о чем была сделана запись в личном военном билете, выдали снайперскую винтовку Драгунова – СВД. Но в моей модной «разгрузке», там, где положено быть патронам, были распиханы моими предусмотрительными друзьями сигареты «Давыдофф». Родителям я сказал, что еду в Буйнакск для проверки паспортного режима. Они так и думали, пока однажды по телевизору не увидели репортаж из Кадарской зоны. Боец Мусаев сидел возле БТРа. В одной руке у бывшего КВНщика была винтовка, в другой – сигарета. Шикарная находка для автора телевизионного репортажа. Мама, естественно, прослезилась. Все дни, пока я был в районе боевых действий, родителям звонил Андрей Анатольевич, успокаивал их как мог. Ему вообще досталось в эти дни. На базе остался он один. И именно Еремину приходилось везти погибших ребят домой к родителям, выражать от имени руководства республиканской милиции соболезнования, находить какие-то слова поддержки.

…Я не помню, как, когда и куда мы выехали, но проснулся я от оглушительных взрывов. Палила тяжелая артиллерия. «Твою дивизию, ничего себе денек начинается», – подумал я. Первая мысль была – выскочить бы поскорее из этого автобуса и убежать куда-нибудь в тишину. Оглядевшись на местности, я понял, что мы находимся в Буйнакске, а знающие люди сообщили, что стреляют по Карамахи федералы из самоходных артиллерийских установок где-то в районе Буглена. Мы встали колонной в Нижнем Дженгутае. В больших котлах местные женщины варили для нас еду, а мужчины требовали выдать им оружие, чтобы воевать вместе с нами. Но их мы разогнали. В Дженгутае мы простояли сутки. А на следующее утро войска начали штурм Чабанмахи. Нашу группу разделили на два батальона. Первый во главе с Сиражудином Алиевым пошел в Чабанмахи. Позднее я узнал, что Сиражудин там погиб. А мы, в объезд через Сергокалу и Леваши, встали на Волчьих воротах. Нашим батальоном командовал подполковник Рашидов. 30 августа наши пошли на штурм селения Новые Карамахи, я и еще семь снайперов остались на высоте обеспечивать их прикрытие. Когда батальон вошел в этот населенный пункт, доблестная авиация принялась нас бомбить. Произошла обычная для таких боевых действий нестыковка. Просто кто-то кому-то вовремя не доложил. Не успели, бывает. Из Новых Карамахи нас вывели быстро, дальше зачистками занимались федералы, а бойцов ОМОНа вернули к Волчьим воротам. Простояли мы там еще три дня. На четвертый произошло знаменательное событие, значительно нас порадовавшее. Километрах в трех от Волчьих ворот была заброшенная автозаправка. Рядом с ней чернели от постоянной в этих местах сырости четыре – пять полуразрушенных домишек. В подвале одного из них наши бойцы наткнулись на бесценный клад – сто двадцать ящиков портвейна урожая 1984 года и тридцать ящиков портвейна урожая 1981 года. Через двое суток в рядах Дагестанского ОМОНа началось массовое выяснение вопроса: кто кого больше уважает. Слухи о находке быстро стали достоянием стоявших рядом позиций федералов. И от них к нам пошли парламентеры с различными коммерческими предложениями. В обмен на вино предлагали патроны, бронежилеты, тушенку. Но, поскольку всего этого добра и у нас было полно, портвейн раздавался бесплатно.

В Гунибе у беседки Шамиля охраняем Леонида Парфенова.

Начальство нагрянуло внезапно, и попрятать мы ничего не успели. Поступил приказ весь трофей уничтожить. И мы стали эти бутылки бить. Сердце, конечно, у нас обливалось кровью. «Если бы сейчас меня видел мой отец, он пристрелил бы меня, как бешеную собаку», – сокрушался наш оружейник Саша. Но приказ мы мужественно выполнили. Процентов на двадцать. Остальное было безвозвратно выпито.