Георги Лозев - Я, Легионер

Для каждого солдата письмо особенно важно, это его связь с миром. Поэтому я воспринял эту задачу серьезно. Я начал быстро распределять письма по ящикам каждого полка, и когда мои коллеги возвращались с утренних занятий спортом или со стрельб, работа была почти закончена. Однажды утром, пока я ждал очередного чемодана с письмами, я задумался, что же случилось с моим напарником из Кастельнодари, поляком Янчаком, и написал его имя в искалке OREL. Компьютер немедленно подтвердил, что он продолжает служить во Втором парашютном полку. Мое любопытство возрастало, и я начал выписывать военные номера тех пятидесяти кандидатов, вместе с которыми поступал в Страсбурге в легион. Перед глазами появились знакомые имена: 187985 Феррари — негоден к военной службе; 187986 Давид — дезертир; Цибульский 187987 — Первый иностранный кавалерийский полк, Четвертый эскадрон, второй взвод; 187988 Клис — Шестой иностранный инженерный полк, Оперативный отряд быстрого реагирования под водой; 187989 Форд — Шестой иностранный инженерный полк, Первая рота; 187960 — Кудрявич, ушел по медицинским причинам; 187991 Гашпарович — погиб во время обучения; Фудзисава 187993 — дезертир; Лозев 187992 — Административная рота состава Иностранного легиона, Административный департамент изолированных.

Я прочитал свои данные и понял, что я уже официально числюсь в составе изолированных, и с моей карьерой в Иностранном легионе покончено. Я вспомнил о напряженных тренировках и о том дне, когда я впервые до завтрака два раза поднялся по канату, и о том моменте, когда я почувствовал, что эта работа удается мне, и поверил в будущее своей военной карьеры.

Несколько месяцев спустя судьба решила все изменить и бросить мне в лицо новые вызовы. Я чувствовал сильную тоску по дням в боевой роте, но, хотя и с трудом, не позволял унынию надолго поселиться в моей душе.

Было удивительно, что из 50 кандидатов, направившихся три года и три месяца назад из того самого Первого иностранного полка в школу легиона в Кастеле, в строю осталось всего 15 человек.

Здоровенный словак Эрвин нелепо погиб в дорожно-транспортном происшествии, многие стали дезертирами или ушли по медицинским причинам. Следующим, кто должен был покинуть легион по состоянию здоровья, был я, и тогда из нашей группы S4 в легионе останется только 14 человек. Я понятия не имел, обстояло ли так дело во всех ротах, но в течение трех лет более двух третей нашей роты покинули ряды легиона. Те, кто оставался на службе в легионе, были, как видно, высечены из более твердой породы или выплавлены из более закаленной стали.

В то время как я составлял свою статистику и распределял почту в 1RE, мои коллеги Йорданов, поляк Цибульский, американец Форд и остальные легионеры, участвовавшие в миссии “Trident”, успешно занимали северную часть Косова. Йорданов, уже хорошо владевший французским языком, в важных моментах миссии справлялся с переводом с сербского. Болгарин пользовался уважением во взводе, так как умело общался с сербами и пытался объяснить им, что легионеры здесь не для того, чтобы воевать с ними, а только для того, чтобы предотвратить гражданскую войну.

— Мы — живая стена между вами и албанцами, — сказал он группе любопытных сербов, подошедших к его посту. — Мы здесь, чтобы оберегать вас, чтобы вы не наделали глупостей.

— А вы кто, чтобы вмешиваться в наши дела?

— Мы легионеры и просто выполняем свою задачу.

— Из Французского легиона?

— Да, из Иностранного легиона.

— Ты французский наемник, болгарин!

— Я легионер, — ответил им Йорданов.

— Ну, разве легионер и наемник не одно и то же? — спросил один из сербов.

— Наемникам платят, чтобы они убивали кого-то или выполняли определенное задание. Они получают больше денег, чем я, но это одноразовые миссии, а для меня — это моя профессия. А ты кто? — спросил в свою очередь Йорданов.

— Я пекарь деревни, — с гордостью ответил серб.

— Ну вот, видишь, ты любишь печь хлеб, а я — служить в Иностранном легионе там, куда он пошлет меня. Быть легионером — это тоже профессия.

— Я не знал, что есть такая профессия, но если ты говоришь, что ты едешь, чтобы охранять мир, туда, куда тебя посылают, это вряд ли плохая работа.

Йорданов завоевал доверие сербов, говоря с ними на их языке, что было большим плюсом. Он даже получил в подарок от крестьян бутылку крепкой ракии [22] Распространенная на Балканах фруктовая водка (прим. перев.) .

К сожалению, дела не всегда развивались благоприятно. При вступлении в деревню группа сербов встала на пути бронированного VBL, а когда Йорданов с FAMASoм в руках выпрыгнул из машины, один из самых смелых из толпы с молниеносной быстротой приблизился к нему и попытался выхватить оружие из его рук.

К счастью, болгарин крепко сжимал свой автомат и ударил им нападавшего, сбил его с ног и начал пинать его, матерясь на сербско-болгарском. Толпа начала отступать.

— Хватит! — крикнул младший сержант Хант. — Они хотят спровоцировать нас, хорошо, что ты не выстрелил, и все обошлось рукопашной схваткой.

— Слушаюсь, младший сержант! — немедленно ответил Йорданов и перестал пинать серба.

Из группы вышли двое парней, которые помогли своему другу подняться, и быстро ушли. Цибульский, конечно, был наготове с пулеметом, который он угрожающе навел на людей, преграждавших путь. Остальные боевые машины разведчиков выстроились в колонну и ожидали приказа своего капитана.

Львы из Четвертого эскадрона не вступили в настоящую битву, но успешно продвигались вперед, строго выполняя свои задачи. Йорданов получил медаль «Крест за храбрость», а эскадрону и капитану Жарому за участие в миссии “Trident” были вручены специальные награды.

Среди моих коллег по кабинету в административной роте Первого полка был прослуживший пятнадцать лет в легионе португалец. Все остальные были временно зачислены в роту как пострадавшие от заболевания или травмы, в то время как младший сержант Родригес заканчивал свой последний год и готовился к уходу на пенсию. Долгие годы тяжелой службы не отразились на симпатичном португальце. Улыбка не сходила с его лица, пока он рассказывал в баре истории из своей жизни. Прежде чем вступить в легион, он был наемником в Анголе, где защищал интересы свергнутого в основном с помощью кубинской армии апартеида.

— Мне было всего шестнадцать лет, и мне предстояло боевое крещение, когда один из старых наемников предложил заразить воду в этом районе и привести больных проституток к кубинцам, затем отступить и ждать подходящего момента, — рассказывал за бутылкой Джино Родригес. — Все в группе уважали его и прислушивались к его советам, а я был разочарован. Я был молодым идеалистом и не мог понять, что единственной целью акции может быть выживание и зарабатывание денег. Так что мы без боя оставили деревню армии Кастро, бесславно отступив после первой атаки. Зараженная вода и празднование победы с девушками, которых мы доставили, дали свои результаты. Через неделю большая часть наших противников не были в состоянии сражаться, и мы напали на них согласно указаниям старого наемника. Мы были беспощадны, и это была моя первая встреча с войной. Ничего красивого или героического не было, но я выжил и получил свои деньги. Тем не менее апартеид был свергнут, и Нельсон Мандела вышел из тюрьмы, что позволило моей семье вернуться в Португалию. К тому времени мне было уже восемнадцать лет, и я вступил в португальские десантные части. У меня не было иной профессии, кроме солдатской, и, когда мой контракт на родине закончился, я направился в Иностранный легион, о котором рассказывали наемники в Африке.