Владимир Муравьев - Карамзин

1801 год был, пожалуй, одним из самых счастливых в жизни Карамзина. В этот год в апреле он женился, о чем 24 апреля сообщает брату: «С сердечною радостию уведомляю Вас, что я женился на Елизавете Ивановне Протасовой, которую 13 лет знаю и люблю. Она просит Вашей дружбы, в которой Вы ей, конечно, не откажете. Женитьба не переменила образа моей жизни: я живу в прежних своих небольших комнатах, с тою разницею, что буду чаще дома. Она имеет только 150 душ, но я надеюсь, что с моим доходом мы проживем год без нужды и с приятностию».

Женитьба Карамзина, человека известного в обществе и литературе, не могла пройти незамеченной. Конечно, она должна была вызвать разговоры; кажется, произошел окончательный разрыв с Настасьей Ивановной; видимо, обсуждали женитьбу Карамзина и в литературных кругах.

В Дружеском литературном обществе, созданном воспитанниками Московского благородного пансиона, в которое входили сыновья И. П. Тургенева и Жуковский, молодой поэт и филолог Андрей Кайсаров прочел свое шуточное «Описание свадьбы г-на К.», в котором представил, каким должен быть этот обряд для писателя-сентименталиста. «Описание…» представляет собой монтаж из отрывков произведений Карамзина и пояснительного текста как будто бы в его духе.

Обряд совершается «в тени липовой рощи» на небольшом холмике, «розмаринами увенчанном».

«На верху холмика стоит миртовая беседка с надписью: „Храм любви“. В ней все просто, но все дышит любовью. Простой дерновый жертвенник, украшенный ландышами и васильками, сооружен посреди ее. На жертвеннике статуя божества, которому посвящен храм сей. По стенам видны изображения Геркулеса, сгорающего от любви к Омфалии; Венеры, млеющей в объятиях Марса; Пенелопы с ее бесконечною тканью и проч. Вход стерегут два купидона с язвительными своими стрелами». Хор пел:

и другие стихи Карамзина.

Карамзин представлялся молодым любителям литературы сентименталистом эпохи «Бедной Лизы», каким он давно уже не был. Наверное, «Описание…» казалось его составителю и слушателям остроумным; о реакции Карамзина ничего не известно.

Женившись, Карамзин не хотел открытой жизни. Из письма брату 26 мая: «Мы к Вам давно не писали оттого, что более трех недель живем в деревне; хотя не далее восьми верст от Москвы, но в городе бываем редко, и то на час. К счастию, время хорошо, а места еще лучше; живем в тишине, иногда принимаем наших московских приятелей, читаем, а всего более прогуливаемся. Я совершенно доволен своим состоянием и благодарю судьбу. Моя Лизанька очень мила, и если бы Вы узнали ее лично, то, конечно бы, полюбили еще более, нежели по одной обязанности родства». Ему же 31 декабря: «Мы с Лизанькой живем тихо и смирно; я работаю, сижу дома и оставил почти все свои знакомства, будучи весел и счастлив дома».

Елизавета Ивановна понимала, что Карамзин не может существовать без литературной работы, и уговаривала его писать. Памятью того, что она уступила время и внимание мужа, на которые могла бы претендовать, его труду, осталось стихотворение «К Эмилии»:

Осенью 1801 года Карамзин сообщает брату: «Здоровье Лизаньки не перестает меня беспокоить: она дает мне надежду быть отцом; но я очень боюсь за нее».

Полнота семейной жизни, спокойная и интересная работа, с одной стороны, радуют Карамзина; с другой — внушают боязнь лишиться всего этого. «Я благодарю, — пишет он брату 7 января 1802 года, — ежеминутно Провидение за обстоятельства моей жизни, а всего более за милую жену, которая делает меня совершенно счастливым своей любовью, умом и характером. Вам я могу хвалить ее. Бог благословляет меня и с других сторон. Я через труды свои имею все в довольстве; желаю только здоровья Лизаньке и себе; желательно, чтобы Бог не отнял у меня того, что имею; и нового мне не надобно».

С ослаблением цензуры оживилась книгоиздательская и журнальная деятельность. Несколько московских типографов и книгопродавцев предложили Карамзину возобновить издание журнала.

Карамзин согласился на предложение тогдашнего арендатора Университетской типографии И. В. Попова. В воспоминаниях К. А. Полевого Попову посвящена страничка; он был, пишет мемуарист, «званием купец, по занятиям книгопродавец, типографщик, писатель, ходатай по делам, поверенный питейных откупщиков, некогда студент университета и всегда близкий знакомый многих литераторов и ученых», был знаком он и с Н. И. Новиковым.

Всю вторую половину 1801 года Карамзин готовил материалы для журнала, «Пишу, пишу и все думаю, что мало. Этот журнал требует великих трудов», — писал он Дмитриеву. Полное и четкое представление о характере и программе «Вестника Европы» дает объявление о его подписке на 1802 год, написанное Карамзиным:

«„Вестник“ будет, сообразно с его титулом, содержать в себе главные европейские новости в литературе и в политике, все, что покажется нам любопытным, хорошо написанным и что выходит во Франции, Англии, Германии и проч. Небольшие пиесы можем помещать целые, а из важнейших книг делать извлечение. Таким образом, лучшие авторы Европы должны быть в некотором смысле нашими сотрудниками, для удовольствия русской публики, а нам остается изображать их мысли, как умеем. Немногие получают иностранные журналы, а многие хотят знать, что и как пишут в Европе: „Вестник“ может удовлетворить сему любопытству, и притом с некоторою пользою для языка и вкуса. Нам приятно думать, что в Грузии или в Сибири читают самые те пиесы, которые (двумя или тремя месяцами прежде) занимали парижскую и лондонскую публику. Сверх того, в „Вестнике“ будут и русские сочинения в стихах и прозе; но издатель желает, чтобы они могли без стыда для нашей литературы мешаться с произведениями иностранных авторов. Всякий истинный талант, рожденный действовать на умы в своем отечестве, украшать словесность и язык, имеет право требовать себе места в журнале, удостоенном внимания публики: обещаем ему нашу искреннюю благодарность. Мы не аристократы в литературе. Смотрим не на имена, а на произведения, и сердечно рады способствовать известности молодых авторов. Желаем и просим также, чтобы нам сообщали всякие любопытные известия из разных мест России, анекдоты, патриотические мысли и замечания… В политическом отделении будут как известия, так и рассуждения; постараемся, чтобы читатели „Русских ведомостей“ не находили его излишним. Не преступая границ благоразумной осторожности, можем брать из английских газет любопытные и забавные анекдоты и проч., и проч. — Наконец скажем, что мы издаем журнал для всей русской публики и хотим не учить, а единственно занимать ее приятным образом, не оскорбляя вкуса ни грубым невежеством, ни варварским слогом. Честолюбие наше не простирается далее».