Ольга Елисеева - Потемкин

«Дерзость безпримерная с таковою же глупостью соединена в сем изверге, — писал Потемкин 30 мая. — Цель его вся была ухватить время, ибо он знал, что не оставлю его без помощи, и то ради наживы или через удачу достать себе славу» [1586] Там же. № 17. Л. 108. . Князь сумел примерно наказать Бибикова, заставив его в госпитале ухаживать за больными, пострадавшими в экспедиции.

«Недостает у меня, светлейший князь, изъяснить в точности мною видимое, — писал генерал-майор В. И. фон Розен, принявший корпус, — в каком состоянии сии непобедимые в твердости офицеры и солдаты находятся. Утомлены голодом, изнурены …стужею и ненастьем, босы, и притом безо всякой нижней, а в беднейшей верхней одежде. Больные едва имеют дыхание, опухли, но и те, кои почитаются здоровыми, не многим от них разнятся» [1587] РГВИА. Ф. 52. Оп. 2. № 17. Л. 109–110. . Приказать генерал-поручику выносить горшки за солдатами, дворянину за бывшими крепостными — на это решился бы не всякий командующий. Но для Потемкина рядовые были в первую очередь люди, а Бибиков — виновник их несчастий, поэтому князь считал свой поступок правомерным.

Попытки светлейшего противодействовать планам прусской дипломатии возбудили ненависть берлинского кабинета. Еще в апреле Екатерина предупреждала корреспондента, что пруссаки могут попытаться физически устранить его, используя для этого находящихся в ставке турецких вельмож. «Поберегись, Христа ради, от своего турка, — говорила императрица 19 апреля об одном из константинопольских чиновников, близко работавших с князем. — Дай Боже, чтоб я обманулась, но у меня в голове опасение, извини меня, чтоб он тебя не окормил: у них таковые штуки водятся, и сам пишешь, что Ассан-паша едва ли не отравлен, а к сему пруссаки повод, а может быть, и умысел подали, и от сих врагов всего ожидать надлежит, понеже злоба их, паче всего личная, противу меня, следовательно и противу тебя, которого более всего опасаются» [1588] РГАДА. Ф. 5. № 85. Ч. II. Л. 227–227 об. . Примечательно, что Екатерина подчеркивала неразделимость своей судьбы с судьбой Потемкина и общность их противников.

Вскоре прусские политики дали Григорию Александровичу почувствовать свою силу. Его огромные имения в Польше едва не были конфискованы Варшавой по требованию берлинского кабинета. «Мне притеснения чужестранных дворов делают честь, ибо сие значит, что я верен Вам» [1589] РГАДА. Ф. 1. № 43. Л. 60 об. , — писал Потемкин 10 сентября.

В Берлине рассчитывали, что русский командующий не выдержит морального давления. Не вынесет слухов о своей военной бездарности и нерешительности. Пруссаки пытались сыграть на честолюбии Потемкина и заставить его двинуть войска за Дунай или первым вторгнуться в Польшу, где местные власти разоряли его владения. Однако Григорий Александрович еще во время очаковской осады доказал, что давить на него бесполезно. Насмешки и упреки сыпались на голову князя даже из уст мальчишек-волонтеров. «Так как Екатерина назначила Потемкина главнокомандующим, — писал Ланжерон, — то нельзя удивляться тому, что турки все еще находятся в Европе» [1590] Ланжерон А. Ф. Записки. С. 128. .

Сам Потемкин прекрасно осознавал, какие блестящие перспективы открывались перед его армией. «Порта в столь худом состоянии, чтобы одной кампанией их из Европы проводили» [1591] АВПР. Ф. 5. № 585. Л. 139. , — писал князь Екатерине еще 25 февраля. Но безопасность России была для него дороже случайностей военного счастья. Дальновидный, добросовестный политик победил в Потемкине честолюбивого военачальника. Однако подобную моральную победу способны были одержать над собой не все.

Австрия находилась в столь же стесненном положении, что и Россия. Кроме того, у нее не было возможностей без поддержки русских войск развивать наступление. Но принц Кобург решил перейти за Дунай, рассчитывая на вынужденное содействие Потемкина [1592] Петрушевский А. Ф. Генералиссимус. С. 226. . Этот шаг грозил втянуть русскую армию в операции на стратегически невыгодном для нее театре. «Положение местное, столь меня отдаляющее, и сообразность пользе дел ваших никак мне не позволяет удалиться к нему и тем открыть дистанцию правого и левого флангов» [1593] РГВИА. Ф. 52. Оп. 2. № 18. Л. 61. , — писал Потемкин императрице 13 июля. «Я подвинул генерала Суворова по дороге к Букаресту в 5 маршах от оного… хотя сие во многом расстраивает пользу делу вашего императорского величества» [1594] РГАДА. Ф. 5. № 85. Л. 6. .

Тридцатитысячный корпус Кобурга осадил небольшую крепость Журжу и потерпел под ее стенами сокрушительное поражение. Осажденные предприняли вылазку, прогнали австрийцев, отобрав артиллерию и положив на месте более тысячи человек [1595] Петрушевский А. Ф. Генералиссимус. С. 226. . С турецкой стороны в схватке участвовало около 300 янычар. «Принц Кобург уехал гулять по Дунаю, а генерал Сплени вверх, — писал Потемкин 18 июня. — Янычар не более трехсот по нечаянности навели такой страх, что, все брося, австрийцы ушли… Начальников гуляющих отыскали, а турки между тем увезли пушки… Из Рущука в сикурс пришло до семисот (турок. — О. Е.), которых с гарнизоном было меньше, чем австрийцев в шесть раз» [1596] РГВИА. Ф. 52. Оп. 2. № 18. Л. 2. . «Так испортил глупый Кобург, что и поправить трудно, — продолжал князь 19 июня. — Чтоб я ни делал, и нашими успехами Бог не благословит, не иначе их все разобьют… Вы не можете представить, что это за войска: венгры и сербы друг друга не любят, а обе нации терпеть не могут немцев, которые составляют пехоту самую худшую в их армии… Они от всего бежали и по жадности захватили контрибуции повсюду» [1597] РГАДА. Ф. 5. № 43. Л. 17. .

2 июля, получив подробности о поражении австрийцев под Журжей, Потемкин был потрясен крайней несуразностью происшедшего. «Фельдмаршал принц Кобург… теперь от всего уже робеет и просит помощи… Я сделал все, что можно, но не ручаюсь, чтоб не было с ними худого, и то не от турков, но от беспорядка, неминуемого от его глупости и совершенного невежества, — доносил князь. — Повел траншею между домов форштата и фланги не сомкнул до Дуная. Турки в прореху вышли, скрылись между строения и вдруг ударили, видя их (австрийцев. — О. Е.) спящих по домам без ружей, а иных за обедом. Вылазка состояла из трехсот с небольшим, которые опрокинули три баталиона, подкрепленные еще двумя. К умножению его глупости была диспозиция, чтоб для обязания людей отражать неприятеля штыками, не дано им патронов, и так сим робость уже вселена была. Неужели сидящим в траншеи противу тех, кои по них стреляют, отбраниваться только словами или дразниться языком?» [1598] РГВИА. Ф. 52. Оп. 2. № 18. Л. 61–62.