Ольга Елисеева - Потемкин

Сомнения одолевали князя на счет деятельности русского посла в Польше. В конце февраля 1790 года Штакельберг сообщал о реакции сейма на официальное предложение, сделанное республике 13 февраля маркизом Дж. Луккезини от имени Фридриха-Вильгельма II. Прусский король наконец прямо объявил «господам сеймующимся» о своем желании получить Данциг и Торн в оплату за финансовую и военную помощь Польше в ее будущей войне с Россией. Таким образом, прусская сторона выдвигала Польшу в авангард нападения на русские земли и тем подставляла союзницу под главный удар противника. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что в предполагаемом союзе с Россией Польша должна была получить часть завоеванной турецкой территории, а за союз с Пруссией — сама платить своей землей. Однако именно этот альянс вызвал в Варшаве бурный энтузиазм, так как обещал возвращение Украины и Смоленска. Правда, услышав заявление Луккезини, депутаты подняли серьезный переполох, что заставило руководителя внешней политики Пруссии графа Э. Ф. Герцберга немедленно отозвать сделанное республике предложение. Благодаря этой мере прусско-польский оборонительный союз все-таки удалось заключить 29 марта 1790 года.

Фиаско Луккезини на сейме вызвало крайнее недовольство Герцберга. В Берлине маркиза ждало дипломатическое объяснение с русским резидентом М. М. Алопеусом. Луккезини заверил последнего в «честной игре» со стороны Пруссии и попытался заручиться поддержкой России в приобретении Данцига и Торна [1553] Соловьев С. М. История падения Польши. М., 1863. С. 208. . Алопеус, к этому времени уже прочно связавший себя узами розенкрейцерского подчинения с «берлинскими начальниками», готов был согласиться на прусские предложения. Но получил запрет из Петербурга лично от Безбородко. В одном из откровенных писем светлейшему князю Безбородко прямо высказывал подозрение в предательстве Алопеуса [1554] Сб. РИО. 1882. Т. 29. С. 126. . Во всех этих событиях Потемкина смущала вялая позиция русского посла в Польше, который, казалось бы, должен был энергично препятствовать планам Пруссии, а на деле медлил даже с донесениями в Петербург.

Григорий Александрович подозревал Штакельберга в двойной игре. Еще в конце января князь писал Екатерине: «Из прилагаемых здесь писем посла Штакельберха изволите увидеть его тревогу, тем худшую, что он всюду бьет в набат. Если б он не подписал своего имя, то я бы мог его письмо принять за Лукезиниево… Воля твоя, а Штакельберх сумнителен. Как сия конфедерация сделалась?» Речь шла о конфедерации противников России в Польше, созданию которой должен был помешать Штакельберг. «Получил я от Штакельберха уведомление, что Лукезини предложил [полякам] об уступке Данцига, Торуни и других мест, но я о сем уведомлен за неделю еще прежде. Изволите увидеть, что он советует отдать туркам Подолию и Волынь, а прежде советовал мне поступиться по Днепр от наших границ. Я как верной и взыскательный подданной советую: пора его оттуда» [1555] АВПР. Ф. 5. № 585. Л. 323 об., 352. .

О необходимости замены Штакельберга Потемкин еще в январе предупреждал Безбородко: «О Польше пора думать. Надеясь на вашу дружбу, не могу не сказать, что там есть посол, но есть ли от него нам прибыль, не знаю. Сверх того нельзя знать о точности дел через него, все ирония да роман. Пошлите его, хотя архипослом куда-нибудь, а в Польше нужен русской» [1556] РГВИА. Ф. 52. Оп. 2. № 37. Л. 162. . На месте Штакельберга светлейший хотел видеть Булгакова [1557] АВПР. Ф. 5. № 585. Л. 320 об. .

Деятельная работа послов в Польше и Австрии была необходима для того, чтобы не оставить Россию в случае реализации намеченного плана в одиночестве. «Занятие в Польше трех воеводств (Брацлавского, Киевского и Подольского. — О. Е.) по назначенной на карте черте долженствует быть проведено согласно с союзниками, иначе мы останемся одни загребать жар, ежели они пребудут на дефензиве. Я сего опасаюсь от них, потому-то и нужен нам министр деятельный, а князь Голицын — цесарец и берет только жалование даром… Что изволишь, матушка, писать… касательно Данцига, и без него можно знать, что лучше ничего никому не давать, но если нужно по обстоятельствам ему (прусскому королю. — О. Е.) дать глодать масол, то пусть возьмет. Тут выйдет та польза, что потеряет он кредит в Польше, откроет себя всей Европе, да и турки с англичанами не будут равнодушны. Нам доставится способ кончить войну и тогда немедленно оборотить все силы на прусского короля. В одну компанию, по благости Божией, оставим его при Бранденбургском курфюрстве, иначе много будет нам забот, а ему без вреда. Кто не применяется к обстоятельствам, тот всегда теряет» [1558] Там же. Л. 354–354 об. . Потемкин считал выгодным, если Пруссия захватит Данциг, поскольку это изменило бы настроения в Варшаве.

Почувствовав, что реальная угроза исходит не от границ России, а из внутренних районов, где земли, принадлежащие светлейшему князю, могли полыхнуть восстанием, варшавский кабинет принял решение о новой передислокации армии. «Войска их на границе умалились и скопляются близ Смелы, моей деревни в Польше, где их будет двенадцать тысяч, — доносил Григорий Александрович 15 апреля 1790 года. — Умножаются и у Кракова» [1559] Там же. Л. 45. .

В приложении к этому письму Потемкин переслал Екатерине записку «О причинах недовольства в народе», в которой характеризовал настроения поляков: «Шляхетство и обыватели, помня прежние, в прошедшую конфедерацию бывшие разорения в Польше, когда многие лишены были не только имущества, но и самой жизни, скорее внутреннее междоусобное возмущение сделают, нежели позволят еще себя дать разорять» [1560] Там же. Л. 46. . По мнению князя, поляки готовы были пойти на изменения государственного устройства, для того чтобы больше не допустить иностранные войска на своей территории.

Подтверждением такого взгляда служил перевод распространяемого в Варшаве письма «Глас крестьянина по чинам сеймующимся», тоже приложенный для ознакомления Екатерины. Этот документ, составленный сторонниками оппозиции от имени подозрительно образованного польского крестьянина, требовал от сеймовой шляхты немедленного изменения политического строя республики. «Сеймы ваши не заботятся ни мало о нашем состоянии. Нужды государства и наши тяготы умножаются, — бичевал господ безымянный землепашец. — Не имея заступника, мы сами глас возносим» [1561] Там же. Л. 47. . Далее письмо требовало: законов, защищающих жизнь простых крестьян; государственного, а не шляхетского суда для них; оставлять крестьянину его имущество и хлеб; назначить четкие налоги с определенного количества земли и не отягощать земледельцев другими поборами. Трудно назвать эти требования несправедливыми. Появление подобных писем показывало, насколько далеко зашел в Польше общественный раскол. Обстановка в любой момент могла стать неконтролируемой.