Софья Аверичева - Дневник разведчицы

Фрицы удирают. Мы гонимся за дозором, а в это время Докукин с бойцами хватают немца и отступают. Немец орет, отбивается, но руки у разведчиков железные.

Мы движемся вперед спиной, как приказал Докукин, чтобы немцы не пошли по нашему следу.

20-е октября.

Наше ротное хозяйство, со связью, старшиной Серяковым и каптенармусом Николаичевым прибыло на постоянное жительство в Грядозубово, которое отныне надежно охраняется бойцами роты. Население вышло из леса в свои дома. Девушки и женщины все еще боятся ночевать там, где нет бойцов. Поэтому в доме Полины Алексеевны полно народу.

После сытного обеда — пшенной каши со свиной тушенкой, традиционных смоленских пирогов — пьем все вместе чай с сахаром и даже с конфетами. Нам, женскому сословию, достается сладкого больше, чем другим бойцам. Старшины взводов ежедневные наши граммы табака и водки делят на всех бойцов, а нас за это балуют сладким. Сегодня у нас дополнительный паек — конфеты, даже три плитки шоколада.

А вот ребятам сейчас трудно. В дивизии большие перебои с табаком. Иногда они, бедные, сами не свои без курева. Начали курить что попало: листья, мох, даже кору деревьев.

Мы сидим за общим столом. Слушаем женщин, побывавших у немцев. За окнами по-осеннему неуютно, темно, завывает ветер. Комнату тускло освещает чудом уцелевшая лампа.

Ложимся спать на пахучее сено. Ребятишки тети Поли прижимаются ко мне, просят: расскажи сказку, расскажи…

Ребятишки сопят. Полная тишина.

Слушают женщины, слушают разведчики. У меня такое состояние, будто я на сцене театра, в длинном платье со шлейфом. Встаю, набрасываю плащ-палатку на плечи и заканчиваю:

Откидываю плащ-палатку, делаю поклон. Зрители аплодируют. Раздаются восклицания:

— И вправду наука! Не гонись за молоденькими!

— Ишь, царек какой, шешка нямой. Сыновей своих даже забыл!

И уже снова: «Расскажи». Читаю Пушкина. Еще и еще…

22-е октября .

У немцев по всему фронту нашей обороны оживление: прибыли новые части. От нас командование дивизии требует ежедневных разведывательных данных.

Ползем к Верхней Дуброве. Мы уже почти у цели, но немец нас обнаружил. Начался треск пулеметов, автоматов, загудели моторы, заскрежетали, залязгали гусеницы. Подошли два танка, которые последнее время патрулируют по Верхней Дубраве. Они развернулись и начали бить из крупнокалиберных пулеметов. Пули с воем проносятся над головой, разрываются где-то в кустах. Ужасно неприятная штука этот крупнокалиберный, он бьет надрывно и глухо: дун-дун-дун! Дук-дук-дук! Мы его так и прозвали «дундук».

Команда: «Принять вправо». А сержант Марусин, как видно, понял, что пора «утекать» и быстро, быстро начал отползать, высоко и смешно поднимая зад. Голубев догнал Марусина и ладонью по мягкому месту. Марусин, наверно, решил, что это удар «дундука» и, отдуваясь, как паровоз, пополз в кусты.

С правого фланга деревни мы до рассвета наблюдали за огневой системой, взаимодействием огня противника. Засекли место расположения минометной батареи.

Утром Докукин разбирал нашу последнюю операцию. «Сержант Марусин, какого же ты черта трусишь? Жить хочешь? А другие не хотят, думаешь? Твои товарищи воюют, не щадя жизни, а ты в этой операции показал себя трусом».

Ребята сочинили песню о «храбром» сержанте и поют ее на мотив «крутится-вертится»:

И так далее… А что далее, приводить здесь не стоит.

25-е октября.

Много ли надо бойцу? Вздремнул, обсохла одежда, перекусил — и снова в путь! Шаг тверже, голову выше, песня звонче!

Голубев идет в обнимку с Кругловым и поет: «Куда, куда, куда вы удалились, весны моей златые дни». У него очень приятный, чистый тенорок. Круглов морщится: «Ну, паря, пошел, теперь не остановишь». Нашего Мишку Круглова классикой не проймешь. Вот если б из репертуара его любимого хора Пятницкого!

поет Голубев, все больше входя в раж.

По цепи передается команда:

— Голубев и Круглов — в дозор!

— Есть в дозор! — повторяют команду наши Михаилы и бегут в голову колонны.

28-е октября.

Нас перевели в землянки, которые расположены в грядозубовском лесу. У ребят портится характер. Устали. Каждый день — разведка, ночи без сна. Землянки низкие, тесные, сырые. И главное — нечего курить.

Валентина — молодец, все выдерживает, вплоть до мата. Я ей просто завидую. А мы с Анютой, как приходим с задания, убегаем в Грядозубово. Там теперь новая часть, но у тети Поли никого нет, и она всегда нам рада. Докукин узнал об этом и дал нам нагоняй. Уж не заподозрил ли он нас в каких-нибудь амурных делах! Приказал из взвода никуда не уходить.

Идет подготовка к новой боевой операции. Наблюдаем за деревней Крутая. Нам нужно в этом районе взять «языка» любыми средствами.

Деревня Крутая — родина Карпа Жильцова. Я до сих пор не рассказала историю семьи Жильцовых. Карп Жильцов, или, как его называют в роте, Карп Смоленский, житель деревни Крутая. Июньской ночью прибежал он от немцев и стал просить Докукина, чтоб его взяли в роту. Его взяли. Карп быстро завоевал авторитет в роте, доверие командиров и бойцов. Он очень хорошо знал местность своего района. Как и Василий Талдыков, проводил разведчиков оврагами, болотами к любому населенному пункту. А через некоторое время прибежала его совсем молодая, красивая жена Лиза с маленькой дочкой. А за ними его мать пришла средь бела дня и пригнала с собой корову. Сейчас Лиза и мать работают у нас в роте прачками.

Мы наблюдаем за деревней. Карп рассказывает Докукину все интересующие его подробности. Он даже показывает ориентиры, места, где у него зарыты в землю вещи, картошка, бочонок с салом. Карп просит у Докукина разрешения во время боевой операции попытаться выкопать бочонок. Эта мысль всем нравится, поэтому мы шутим, что поползем к Карпу Смоленскому в гости, пусть он нам выставит закуску — бочку с салом.

Докукин чертит на земле план обороны противника. Три траншеи соединены ходами сообщения. В центре первой установлена мелкокалиберная пушка, с правого фланга и в глубине — пулеметы. Перед обороной немцы вспахали всю землю, понатыкали колышки, очевидно заминировали подходы к траншеям. Действовать будем с саперами.