Павел Фокин - Тургенев без глянца

Алексей Петрович Боголюбов:

Жизнь Тургенева и Виардо не есть жизнь обыкновенных людей. Полина Виардо, по-моему, была с Иваном Сергеевичем истинная пара по умственным достоинствам. Что у нее нет души, что все расчет – это другое дело, хотя и недоказанное и, опять по честности, не наше дело. Был бы недоволен покойный всеми этими порочными оттенками великой певицы и трагической актрисы, он не пробыл бы под одной с ней крышей более сорока лет, не сносил бы ее дикого характера и обид (как это говорится другими) и даже унижений. Нет, все это было для него ничтожно перед теми высокими достоинствами, которые приковали его к дивной женщине – безобразной красавице. <���…> Ивану Тургеневу надо было жить и любить своеобразно, так, как он своеобразно бросил взгляд на все, что сотворил, и тем себя увековечил. А деньги, дачи, дома, имущество, оставленное им, – все это вздор, все это бледно перед 42-летним чувством привязанности и хоть единым мигом наслаждения ума и сердца, который ему дала m-me Виардо. <���…> Говорил мне кн. Мещерский, что при разговоре с покойным он вывел заключение, что Иван Сергеевич хотел знать мнение m-me Виардо, где быть ему погребенным, и что ежели бы она сказала, что фамильный Монтмартский склеп соединит их бренные останки навсегда, то Тургенева Россия не получила бы.

Наталья Александровна Тучкова-Огарева:

Он избегал произносить ее имя; это было для него вроде святотатства.

С. Ромм, ученица Полины Виардо:

Когда мне случалось видеть рядом г. Виардо – сутулого старичка и Тургенева – этого орла, невольно являлся вопрос: какие отношения связывали эти три существа? Ведь они прожили целую жизнь вместе, ведь они были молоды, ведь они любили…

Герман Александрович Лопатин:

Муж ее был очень умным господином. Это для нас, русских, Виардо только муж Полины Виардо, а для французов madam Виардо только жена Луи Виардо. Это был очень образованный и очень сведущий в литературе и искусстве человек. Интересовался он и политикой и смыслил в ней много. Французы знали его.

Алексей Петрович Боголюбов:

Зная Виардо, я по-своему составил о нем высокое мнение. Первое как знатока музыки и знатока людей, ибо он из простой цыганки создал Полину Виардо великой артисткой и дал ей всестороннее образование, которым она блистала до конца дней своих, будучи композитором и великой музыкантшей и укрепительницей талантов.

С. Ромм:

Он был на двадцать лет старше m-me Виардо, молчаливый, сгорбленный старик. Мы знали от m-me Виардо, что она вышла за него замуж, когда ей было 20 лет, во время своего первого ангажемента в Париже, в итальянской опере, которая была под дирекцией г. Виардо. Он знал всю ее семью: отца, знаменитого тенора Гарсиа, ее мать, которая была испанкой (m-me Виардо и ее дочери говорили часто между собою по-испански), ее сестру, знаменитую Малибран. Г-н Виардо знал русский язык и известен как переводчик на французский язык Пушкина, Лермонтова и Тургенева.

Елена Ивановна Апрелева:

Это был тогда человек лет семидесяти, сдержанный, даже несколько чопорный по внешнему (виду), но бодрый, крепко сложенный, коренастый, среднего роста, с очень крупными чертами лица, на котором улыбка появлялась редко, и когда появлялась, то придавала серьезному, суровому лицу выражение особого добродушия.

Превосходный переводчик «Дон-Кихота» Сервантеса, знаток живописи, составитель известных каталогов картинных галерей Лувра, Мадрида, Дрездена, Ватикана и др.

Эрнст Карлович Липгарт:

Г-н Виардо написал прекрасную книгу об Испании. <���…> Благодаря этой книге г-н Виардо в качестве просвещенного любителя искусства был избран членом жюри ежегодных выставок картин. Но вскоре его освободили от этих обязанностей, убедившись в полной бесполезности присутствия такого любителя, который всегда принимал сторону одной и той же группы художников, забравшей его в свои руки.

Илья Ефимович Репин:

Это был коренастый крепыш с простым лицом и белыми волосами. Писатель, критик по профессии. Сам Тургенев особенно дорожил его мнением и ждал его приговора.

Елена Ивановна Апрелева:

Луи Виардо пользовался заслуженной репутацией образованного и стойкого в политических убеждениях человека. Он был антиклерикал и атиимпериалист с головы до ног и никогда ни при каких обстоятельствах этими убеждениями не поступался.

Алексей Петрович Боголюбов:

Одновременно с Иваном Сергеевичем стал хилеть его почтенный друг Виардо, ему было уже лет за 75. Жизнь в рю Дуэ была тяжка для Тургенева, и вскоре он решил переехать на дачу в Буживаль, где имел совместно с парком и домом Виардо свою виллу. Когда Тургенев оставлял свое жилье, его сносили с лестницы, а во втором этаже к двери подкатили на кресле умирающего Виардо. Друзья молча пожали друг другу руки и, сказав «Au revoir», расстались навеки, ибо через две недели Виардо не стало.

Вся эта семья по принципам была вполне атеистическая и свободомыслящая, не принадлежала ни к какой религии, а потому похороны его были свободны от всякой обрядности.

Олимпиада Васильевна Аргамакова:

В сороковых годах больная Варвара Петровна переехала в Москву в свой дом на Остоженке. Сюда Иван Сергеевич приезжал из-за границы на побывку и, признаться, не столько для свидания с матерью, сколько за получением субсидий.

В одно из таких посещений смазливая швейка, немка, принесла Варваре Петровне работу. С ней случайно разговорился Иван Сергеевич, она ему понравилась, и он предложил ей свои ласки, которые и были приняты. После этого Иван Сергеевич вскоре уехал за границу. Не подозревая, что в России оставляет свою дочь.

Мемуарист Б. Ф., бывший крепостной В. П. Тургеневой:

У Варвары Петровны в числе множества «доморощенных» крепостных девушек-мастериц жила, между прочим, по вольному найму одна девушка «белошвейка», по имени Евдокия Ермолаевна, или, как обыкновенно называли ее, Авдотья Ермолаевна. Портрет ее весьма обыкновенный: блондинка, роста 2 аршина 3½ вершка, лицо чистое, правильно русское, глаза светло-карие, нос и рот «умеренные»; но она была женственно скромна, молчалива и симпатична. Эта-то девушка и приглянулась, а затем и полюбилась барину-юноше Ивану Сергеевичу. Конечно, Варвара Петровна узнала про первую любовь сына своего, «вспылила», даже, говорят, «собственноручно посекла», но поправить дело было невозможно, хотя Авдотья Ермолаевна была немедленно удалена навсегда из Спасского. Действительно, она переехала в Москву, где на Пречистенке в первом этаже небольшого дома наняла квартирку о двух комнатках и занималась своим рукодельем.