Лоуренс Аравийский - Семь столпов мудрости

Мои телохранители подготовили пироксилиновые заряды для разрушения моста, а я набил карманы взрывателями. Насир послал людей в каждое подразделение верблюжьего корпуса, чтобы сказать им о предстоявшем предприятии и о том, что они могли бы принять в нем участие, но чтобы при этом обеспечили тихую посадку на верблюдов, так как их рев мог бы сорвать все дело. Они согласились. Наш отряд двумя длинными цепочками двинулся по извилистой тропе вдоль оросительного арыка на гребень кряжа с крутым склоном. Если бы впереди нас шел предатель, эта трудная дорога оказалась бы смертельной ловушкой, без выхода ни вправо, ни влево, узкой, извилистой и скользкой от воды из арыка. Поэтому мы с Насиром и своими людьми шли первыми. Чуткие бедуины внимательно прислушивались к каждому шороху, и глаза их напряженно всматривались в темноту. Перед нами был водопад, рев которого напоминал ту незабываемую ночь, когда мы с Али ибн эль-Хусейном пытались взорвать этот мост, подойдя от другой стены оврага. Разница была лишь в том, что теперь мы были ближе к нему и забивавший уши шум падавшей воды действовал на нас угнетающе.

Теперь мы крались очень медленно, с величайшей осторожностью, бесшумно ступая босыми ногами, а за нами следовала, сдерживая дыхание, цепочка солдат. Их тоже не было слышно, потому что верблюды ночью всегда идут тихо, к тому же мы специально закрепили на них свой груз так, чтобы не было слышно никакого стука, и подтянули упряжь, чтобы не скрипели седла. Эта всеобщая тишина делала ночной мрак темнее и усиливала угрозу со стороны что-то беспрестанно шептавших долин по обе стороны тропы. Навстречу нам, охлаждая наши лица, накатывались со стороны реки волны влажного воздуха. Неожиданно слева ко мне приблизился Рахайль и, схватив меня за руку, указал на медленно поднимавшийся над долиной столб белого дыма. Мы подбежали к краю крутого склона и впились глазами в глубину, серую от дымки над водой, не видя ничего другого, кроме какого-то тусклого мрака да этого бледного пара, завивавшегося спиралью над грядой густого тумана. Где-то внизу проходила железная дорога, и я остановил колонну, опасаясь, как бы нам действительно не оказаться здесь в подозреваемой ловушке. Трое из нас двинулись след в след вниз по скользкому склону холма и скоро услышали какие-то голоса. Дым внезапно оборвался и переместился под шипенье открывшегося золотника, и тут же скрипнули тормоза, как если бы остановился паровоз. Вероятно, это был ожидавший внизу длинный поезд. Успокоившись, мы дошли до самой косы за деревней, расположились поперек нее цепочкой и стали ждать. Пять минут, десять… Минуты текли медленно. Ночной мрак редел перед восходом луны, испытывая терпение наших беспокойных парней, не говоря уже о собачьем лае и о периодическом звоне сигнального колокола, которым пользовались часовые, охранявшие мост. Наконец мы велели всем тихо сойти с верблюдов на землю, дивясь задержке, а также бдительности турок и недоумевая по поводу роли этого тихого поезда, стоявшего под нами в долине. Наши шерстяные плащи стали жесткими и тяжелыми от впитавшейся влаги, и мы дрожали от холода.

Прошло много времени, как вдруг во мраке показалось светлое пятно. Это был юный шейх, державший распахнутым свой коричневый плащ, чтобы нам была видна его белая рубашка. Он шепотом сообщил, что его план провалился. Только что прибыл поезд (тот самый, что стоял в овраге) с германским полковником и германским и турецким резервами для Афулеха, присланными Лиманом фон Сандарсом для спасения охваченной паникой Дераа.

Маленького армянина они посадили под арест за отлучку с поста. Привезено огромное количество пулеметов, и часовые патрулировали подступы к мосту с удвоенной энергией. Действительно, на тропе, на расстоянии меньше ста ярдов от того места, где сидели мы, уже находился сильный пикет. Странность положения, в котором мы оказались, заставила меня рассмеяться, правда беззвучно.

Нури Саид предложил взять станцию силами основного состава. У нас было достаточно бомб и ракетниц. Численный перевес и готовность обеспечивали нам преимущество. Это был хороший шанс. Но я участвовал в игре, где ставкой были человеческие жизни, и, как обычно, нашел эту цену слишком дорогой. Разумеется, большинство целей на войне достигается дорогой ценой, и мы должны были следовать хорошему примеру, проходя через это. Но я втайне гордился планированием наших кампаний и поэтому заявил Нури, что голосую против. В этот день мы дважды произвели разрушения на железнодорожной линии Дамаск – Палестина, а перевод сюда афулехского гарнизона был третьим фактором, выгодным для Алленби. Наше обязательство было с большим трудом выполнено.

Нури после недолгого размышления согласился с моими доводами. Мы пожелали спокойной ночи юноше, который честно пытался оказать нам такую важную услугу, а потом прошли по цепочкам своих людей, шепнув каждому приказ тихо пробираться обратно. Потом мы сидели группой, с винтовками в руках (у меня была подаренная несколько лет назад Энвером Фейсалу винтовка «ли-энфильд» с золотой дарственной пластинкой – трофей дарданелльских времен), в ожидании, когда все наши люди уйдут в безопасную зону.

Этот труднейший момент той ночи был довольно странным. Теперь, когда дело, задуманное нами, сорвалось, мы едва удерживались от соблазна спугнуть этих испортивших нам настроение немцев. Было бы так легко запустить на их бивуак сигнальную ракету. Эти чопорные люди обратились бы в смехотворное паническое бегство, обстреливая наугад окутанный туманом горный склон, молчаливо поднимавшийся в небо. Эта идея совершенно независимо пришла в голову одновременно Насиру, Нури Саиду и мне. Мы обменялись своими мыслями и устыдились такому ребячеству. Из взаимной осторожности мы ухитрялись поддерживать собственную респектабельность в глазах друг друга. После полуночи, в Мезерибе, мы почувствовали, что нужно что-то сделать, чтобы отомстить за провал попытки взорвать мост. Две группы моих парней с проводниками из людей Талаля прошли за Шехаб и в двух местах взорвали линию на пустынных участках с уклоном пути. Эхо взрывов испортило ночь германскому отряду. Немцы долго пускали осветительные ракеты и разведывали окружающую местность, опасаясь нападения.

Мы были рады тому, что устроили им не менее беспокойную ночь, чем они нам, так что к утру они, наверное, утомились не меньше нашего. К нам по-прежнему ежеминутно приходили друзья, чтобы поцеловать нам руки и поклясться в вечной верности. Их выносливые пони пробирались по нашему затянутому туманом лагерю, выбирая дорогу между сотнями спавших людей и беспокойных верблюдов, которые всю ночь жевали жвачку, наевшись днем травы, вспучившей им животы.