Алексей Брусилов - Мои воспоминания. Брусиловский прорыв

В течение зимы 1915/16 года, стоя все время на одних и тех же позициях, мы их постепенно усовершенствовали, и они стали приобретать тот вид, который при современной позиционной войне дает большую устойчивость войскам: каждая укрепленная полоса имела от трех до четырех линий окопов полной профили и с многочисленными ходами сообщения. Строили также пулеметные гнезда и убежища, но не пользовались для этой цели, как германцы и австрийцы, железобетоном, а строили убежища, зарываясь глубоко в землю и прикрываясь сверху несколькими рядами бревен с расчетом, чтобы такой потолок мог выдержать шестидюймовый снаряд.

Убежища вообще подвигались туго, их было очень мало, и, правду сказать, я не особенно наседал на их развитие, так как они представляют собой не только прикрытие от артиллерийского огня, но и ловушки: спрятанный в убежище гарнизон данного участка, в случае проникновения противника в окопы, почти неизбежно целиком попадал в плен. Нужно признать, что австрийцы и германцы укреплялись лучше нас, более основательно, и у них в окопах было гораздо удобнее жить, нежели в наших.

Помимо довольно широкого применения железобетонных сооружений, у них во многих местах было проведено электричество, разведены садики и блиндированные помещения, как для офицеров, так и для солдат. Я совершенно не гнался за этими усовершенствованиями, но старался о том, чтобы обставить жизнь людей возможно более гигиенично, чтобы они были хорошо одеты по сезону и хорошо кормлены, чтобы было возможно больше бань.

В последнем отношении Всероссийский земский союз оказал нам прямо-таки неизмеримую пользу. Ни от каких задач союз этот не отказывался, и его деятели клали, в полном смысле этого слова, душу свою для того, чтобы возможно быстрее и основательнее выполнять то или другое задание.

И Союз городов принес большую пользу, но, по крайней мере у меня в 8-й армии, Земский союз был более деятелен, и считаю долгом совести засвидетельствовать, что благодаря его работе никогда никакие инфекционные болезни не принимали обширных размеров; при появлении какой-либо заразной болезни мы быстро справлялись с инфекцией, и войска от болезней страдали мало, в особенности по сравнению с санитарным состоянием войск в прежних войнах.

В течение этой зимы мы усердно обучали войска и из неучей делали хороших боевых солдат, подготовляя их к наступательным операциям в 1916 году. Постепенно и техническая часть поправлялась – в том смысле, что стали к нам прибывать винтовки, правда различных систем, но с достаточным количеством патронов; артиллерийские снаряды, по преимуществу легкой артиллерии, стали также отпускаться в большом количестве; прибавили число пулеметов и сформировали в каждой части так называемых гренадер, которых вооружили ручными гранатами и бомбами.

Войска повеселели и стали говорить, что при таких условиях воевать можно и есть полная надежда победить врага. Лишь воздушный флот, по сравнению с неприятельским, был чрезмерно слаб. Между тем, помимо воздушной разведки и снятия фотографий неприятельских укреплений, самолеты имели еще незаменимое значение при корректировании стрельбы тяжелой артиллерии. Много раз обещали увеличить число самолетов, но так это одними обещаниями и осталось.

Не было у нас также и танков, и поэтому я очень обрадовался, когда было сообщено, что таковые будут присланы из Франции; но и это обещание до конца моей работы на фронте выполнено не было. К ранней весне в каждой пехотной дивизии было от 18 до 20 тысяч человек, вполне обученных, и от 15 до 18 тысяч винтовок в полном порядке и с изобилием патронов. Износившиеся орудия были заменены новыми, и мы могли жаловаться только на то, что тяжелой артиллерии у нас было еще далеко не достаточно, хотя и ее несколько прибавилось.

По состоянию духа войск вверенной мне армии и, как я скоро убедился, и других армий Юго-Западного фронта мы находились, по моему убеждению, в блестящем состоянии и имели полное право рассчитывать сломить врага и вышвырнуть его вон из наших пределов.

Мы все были страшно огорчены, когда в декабре 1915 года было произведено чрезвычайно неудачное наступление 7-й армии. Она сначала была перевезена к Одессе для того, чтобы быть направленной в Болгарию, которая объявила нам войну. Вновь назначенный командующий этой армией ген. Щербачев, как он мне сам впоследствии рассказывал, отговорил Николая II отправить эту армию в Болгарию, полагая, что у нее там не было никаких шансов на успех и что было бы лучше быстро перебросить ее на Юго-Западный фронт, чтобы прорвать расположение противника и, присоединяя к этому прорыву общее наступление всех войск фронта, отбросить австро-германцев возможно далее к западу. С этим предложением государь согласился.

До меня доходили довольно верные сведения из штаба фронта, что ген. Иванов был расстроен этой новой наступательной операцией и вперед решил, что она никаких благих результатов дать не может. Действительно, эта операция была так скомбинирована штабом фронта, что она успеха иметь не могла.

Останавливаться на ней я не буду, так как она меня не касалась. Скажу лишь вкратце, что армии Щербачева, долженствовавшей представлять из себя ударную группу, был отведен слишком широкий фронт и потому у него резервов оказалось недостаточно, а два гвардейских корпуса, резерв главнокомандующего, последний Щербачеву не передал, а хотел использовать их в другом месте после успешного прорыва 7-й армии.

Таким образом, Щербачеву пришлось наносить удар не кулаком, а растопыренными пальцами. Кроме того, слепо следуя германскому примеру прорыва нашей 3-й армии весной того же 1915 года, штаб фронта распорядился, чтобы все остальные армии стояли на месте, отнюдь не предпринимали каких-либо наступательных операций до полной победы 7-й армии и только вели демонстрации артиллерией и поисками разведчиков.

При условии, что артиллерийские снаряды следовало беречь, а устраивать каких-либо особых поисков разведчиков было нельзя, так как мы стояли почти по всему фронту с противником нос к носу, очевидно, что о сильных демонстрациях и разговаривать нечего было и надуть противника было совершенно невозможно. Ведь это – азбучная истина, что демонстрация только тогда достигает своей цели, когда она ведется решительно и когда войска сами не знают, что это только демонстрация, а не настоящая атака.

Подобная чепуха меня сильно возмущала, и я просил разрешения главнокомандующего устроить свою ударную группу своими собственными средствами и войсками и устроить такую демонстрацию, которая притянула бы к себе все неприятельские резервы, стоявшие против моей армии.