Михаил Катуков - Как я бил Гудериана

Наши бойцы и командиры понимали, что война приближается к концу. Каждому хотелось жить, чтобы видеть финал войны с проклятым фашизмом. Но и в эти часы и минуты нельзя сказать, что кто-то из наших гвардейцев проявлял излишнюю осторожность, дабы только сохранить свою жизнь. И танкисты, и пехотинцы дрались на берлинских улицах с неослабевающим упорством, дерзко, смело, не задумываясь, что в уличных боях на каждом шагу поджидает смерть из-за угла.

Утром 27 апреля я собрался поехать на командный пункт 11-го гвардейского танкового корпуса. В это время на КП пришел писатель Михаил Брагин. Поговорили накоротке.

– Возьмите меня на КП корпуса, – попросил Брагин.

Я пробовал его отговорить.

– Стоит ли туда ехать писателю? Там чересчур жарко.

Но Брагин настаивал на своем.

– Ну что делать, поедемте.

Переезд в километраже совсем не велик. Но такая проклятущая дорога любому человеку в сотню верст покажется. Ни одной спокойной улицы. Над машиной то и дело свистят снаряды, болванки, пули…

Наконец доехали. Штаб 11-го гвардейского танкового корпуса помещался в подвале какого-то учреждения. На месте застали начальника штаба. Полковник Нил Григорьевич Веденичев – ветеран 1-й гвардейской танковой армии, старый знакомый, с которым уже не раз приходилось делить опасности войны. Не успели поздороваться, как на голову посыпалась штукатурка. Это пронеслись и сбросили бомбы немецкие самолеты-штурмовики.

– Черти проклятые, покоя не дают, – проворчал Нил Григорьевич, – каждые десять минут налетают… По три-четыре самолета, и аккуратно бьют, прямо по нашему зданию. Видно, пронюхали, что здесь в подвале находится штаб. Надо срочно перебираться в другое место…

Через несколько минут дежурный офицер доложил Веденичеву:

– В результате налета убито пять человек, повреждено два орудия в зенитной батарее.

Только Веденичев принял доклад – опять раздался взрыв страшной силы. Подвал содрогнулся, будто ходуном пошел. Мы упали на пол. На нас рухнули шкафы, полки, груды штукатурки. С трудом выбрались из-под завала. Стоим молчим, смотрим друг на друга, ощупываем товарищей, стоящих рядом. Вроде все целы и невредимы. Но лица у всех черные, только зубы блестят.

Когда немного пришли в себя, поняли, что произошло. Оказалось, вражеская авиабомба пробила стену здания и разорвалась в одной из комнат подвала. Не уйти бы нам отсюда живыми, если бы не канцелярские шкафы, стоявшие вдоль стен подвальной комнаты. Хранились в них карточки, папки с делами. Под этот хлам мы и попали в момент взрыва. Они-то нас и прикрыли.

Почистились. Стали думать, почему гитлеровцы упорно бомбят этот дом. Их назойливость показалась мне подозрительной.

– Не иначе, где-то тут корректировщик, – сказал я Веденичеву. – Немцы, видимо, знают, что здесь штаб. Прикажите обыскать здание.

Комендант штаба с группой бойцов тщательно осмотрели здание. Бойцы пробрались в самые отдаленные отсеки подвала и обнаружили человека с радиопередатчиком, немца в цивильном платье. Из допроса выяснилось, что перед нами заместитель директора этого учреждения, член нацистской партии. Притаившись в укромном отсеке здания, он по рации наводил на нас «Мессершмитты».

Веденичев развернул передо мной карту Берлина. Красные стрелы упирались в центральный железнодорожный узел. 11-й гвардейский корпус во взаимодействии с 29-м гвардейским стрелковым корпусом вел бой в кварталах, примыкающих к этому району.

– Здесь, – докладывал Веденичев, – обороняются остатки танковой дивизии «Мюнхенберг». Кроме того, нам сильно досаждают фольксштурмовцы.

Доклад Веденичева был прерван появлением Бабаджаняна. Он ввалился в штаб, как всегда, шумный, решительный – весь сгусток энергии.

– Ну как, Армо, горячо приходится!

– Не то слово, товарищ командующий. Ад кромешный. Сегодня фашисты прямо-таки озверели. Пять раз переходили в контратаки. И кто среди них воюет – мальчишки! А то и старики! Совсем плохи дела у Гитлера!

– О Гитлере потом. Расскажи, как дела у тебя.

– Все атаки отбиты. Продвигаемся вперед. Но мешают завалы и баррикады на улицах. Ни танку, ни пушке не продвинуться. А саперам к завалам не подойти: фашисты их держат под огнем. Правда, хорошо помогает пехота Чуйкова: выкуривает гадов огнеметами…

Несмотря на все трудности, 11-й гвардейский танковый корпус совместно с 29-м гвардейским стрелковым овладел центральным железнодорожным узлом.

Штаб корпуса перебазировался на новое место, поближе к передовым частям.

В эти дни гитлеровцы сражались не только на земле и в воздухе, но и под землей. Мы знали, что в германской столице есть метро. Но в горячке боя или забыли об этом, или просто недооценили с военной точки зрения значения подземных коммуникаций. А между тем они давали фашистам отличные возможности для маневра. Пользуясь метро, гитлеровцы могли наносить удары с тыла по советским войскам, уже прорвавшимся к центру города.

Так однажды и случилось. Но мы тут же спохватились и приняли нужные меры взяли под контроль все выходы из метро, а кое-где устроили завалы. В общем, парализовали «подземные маневры врага».

Приняли мы меры и к тому, чтобы усилить контроль за безопасностью в освобожденных от врага районах города. Выделили для этой цели артиллерийско-самоходную бригаду, которой командовал В. И. Земляков, получивший звание Героя Советского Союза за Гдыньскую операцию. Воины самоходной бригады патрулировали по улицам, наблюдали за порядком, предупреждали коварные происки врага. В то же время бригада входила в мой резерв.

На захваченных железнодорожных путях берлинских вокзалов стояли груженые эшелоны. Что в них находилось, мы не знали. Но, патрулируя железнодорожные пути, воины-самоходчики заметили, что местные жители таскают из вагонов мешки с мукой.

Земляков приказал взять груженые эшелоны под охрану: содержимое их растащат, а ведь нам предстояло кормить мирное берлинское население.

Войска Красной Армии медленно, но неотвратимо приближались к центру города. 27 апреля части 8-й гвардейской и нашей армии были отделены от парка Тиргартен – конечной цели нашего наступления – расстоянием в 1 километр. Бои начались в самом центре Берлина, там, где располагались военные и правительственные учреждения Германии, штаб обороны города и бункер Гитлера. Теперь вражеская группировка была зажата на узкой полосе шириной 3–5 километров, длиной 16 километров. Вся эта территория находилась под непрерывным огневым воздействием нашей артиллерии и авиации. В довершение всего противник лишился обоих аэропортов – Темпельхоф и Адлерсхоф. Правда, он подготовил запасную площадку на Шарлотенбургштрассе в Тиргартене, но она находилась под особым контролем 16-й воздушной армии.