Гай Юлий Цезарь - Разделяй и властвуй. Записки триумфатора

Тем временем появились М. Петрей [318]и Гн. Писон с тысячью шестьюстами отборными нумидийскими всадниками и с довольно многочисленной нумидийской пехотой на помощь своим, прямо с похода. Тогда враги оправились от паники, снова набрались храбрости, заставили свою конницу повернуть назад и начали нападать на арьергард нашей отступающей пехоты, мешая ему вернуться в лагерь. Заметив это, Цезарь приказал когортам повернуться и на середине поля возобновить сражение.

Неприятель сражался так же, как и раньше, избегая рукопашного боя; а у Цезаревых всадников лошади были изнурены недавней скачкой, жаждой, утомлением, ранами, так что не могли быстро преследовать неприятеля и продолжать скакать; к тому же и день подходил к концу. Тогда Цезарь объехал когорты и конницу и, ободряя их, просил сделать еще одно, последнее усилие и не убавлять энергии, пока они не отгонят врагов за дальние холмы и не овладеют ими. Когда затем был дан сигнал и враги уже вяло и небрежно метали свои снаряды, он вдруг бросил на них свои когорты и эскадроны. В одно мгновение враги были без всякого труда прогнаны с поля, затем сбиты с холма, и наши, пробыв там некоторое время, в полном боевом порядке медленно возвратились к своим укреплениям. Но и противники, встретив дурной прием, теперь наконец устремились к своему лагерю.

Когда таким образом сражение было прервано, от противника перебежало к Цезарю много всякого народа и, кроме того, было захвачено много неприятельских всадников и пехотинцев. От них он узнал о намерениях врагов, именно о том, что они сделали эту попытку наступления в расчете произвести полное замешательство малочисленных легионеров-новобранцев небывалым и необычным родом сражения, а затем окружить их конницей и уничтожить, как это было с Курионом [319]. Лабиэн говорил на солдатской сходке, что он поставит противникам Цезаря такую массу вспомогательных войск, что цезарианцы даже в случае победы утомятся от одной только резни и затем будут побеждены.

Действительно, он был слишком самоуверен, во-первых, потому что, по дошедшим до него слухам, в Риме взбунтовались легионы ветеранов и не желали отправляться в Африку; кроме того, он продержал своих солдат в Африке целых три года и этим развил в них привычную верность себе; далее, он располагал громадными подкреплениями, состоящими из нумидийской конницы и легковооруженной пехоты; наконец, после поражения и бегства Помпея Лабиэн перевез с собой из Бутрота германских и галльских всадников, а затем набрал на месте отряд из людей смешанного происхождения, вольноотпущенников и рабов, вооружил их и научил ездить с уздой. [Кроме того, были вспомогательные войска от царя, бесчисленная конница со ста двадцатью слонами и затем двенадцать легионов, набранных из людей всякого рода.] [320]

Вполне надеясь на эти силы, Лабиэн с тысячью шестьюстами галльскими и германскими всадниками и с восемью тысячами нумидийцев без узды с прибавлением вспомогательного отряда Петрея, состоявшего из тысячи шестисот всадников, из четверного количества легковооруженных пехотинцев и многочисленных пеших и конных стрелков и пращников, накануне январских Нон, на шестой день после высадки Цезаря в Африке, дал Цезарю на ровном и открытом поле сражение, которое продолжалось с пятого часа дня до захода солнца. В этом сражении Петрей был тяжело ранен и оставил строй.

Тем временем Цезарь начал тщательно укреплять свой лагерь и на отдельных пунктах ставить более сильные посты. От города Руспины к морю он повел один вал и другой туда же от лагеря, чтобы его солдаты с большей безопасностью могли передвигаться туда и сюда и чтобы подкрепления прибывали к нему без всякого риска. Равным образом он стал свозить метательные снаряды и машины с кораблей в лагерь, вооружать и вызывать туда же часть галльских и родосских гребцов и морских солдат, чтобы по возможности помещать их между своими всадниками, так же как это делали его противники с легковооруженной пехотой; наконец, он увеличивал свои боевые силы тем, что брал много стрелков с кораблей итирейцев, сирийцев и всевозможных других национальностей. Ибо он слыхал, что Сципион на третий день после сражения поспешил на соединение с Лабиэном и Петреем; силы его, как сообщали Цезарю, состояли из восьми легионов и около трех тысяч всадников.

Далее он стал устраивать железные мастерские, распорядился, чтобы было сделано как можно более стрел и копий, чтобы лились пули и изготовлялся палисад; посылал письма и гонцов в Сицилию с приказом свозить для него фашины и лес для таранов, чего совсем не было в Африке, а также присылать железо и свинец. Он считался и с тем, что в Африке он может пользоваться исключительно привозным хлебом, так как в прошлом году не было урожая вследствие произведенных противниками наборов, которые обратили пахарей в наемных солдат; кроме того, он знал, что противники свезли со всей Африки хлеб в немногие хорошо укрепленные города, а всю страну лишили его; что они вконец разрушают все города, кроме тех, которые они сами могут охранять своими гарнизонами, а жителей их принуждают переселяться за черту своей укрепленной линии, и таким образом поля брошены и опустошены.

В такой большой нужде Цезарь должен был приветливо обходиться с частными людьми и обращаться к ним с просьбами, и таким образом ему удалось свезти в свои укрепленные пункты некоторое количество хлеба, которое он бережно расходовал. Тем временем он ежедневно обходил шанцевые работы и, вследствие многочисленности неприятеля, держал на карауле двойное количество когорт. Лабиэн распорядился перевязать и доставить на вьючных животных и повозках в Адрумет раненых, которых у него оказалось очень много. Тем временем грузовые корабли Цезаря, сбившись с пути и не зная местности и своего лагеря, блуждали с большой для себя опасностью: на отдельные из них нападало по нескольку неприятельских лодок, поджигало их и захватывало с бою. Получив извещение об этом, Цезарь расположил свои эскадры у островов и гаваней, чтобы обезопасить подвоз провианта.

Тем временем М. Катон, бывший комендант Утики, не переставал в длинных речах настойчиво порицать Гн. Помпея-сына. Твой отец [321], когда был в твоем возрасте и заметил, что государство захвачено безбожными и преступными гражданами, а лучшие граждане или казнены, или наказаны изгнанием и лишены родины и гражданских прав, – был воодушевлен славолюбием и прирожденным величием духа и, будучи совсем молодым человеком, не занимавшим еще никаких должностей, собрал остатки отцовского войска [322]и отстоял свободу почти вконец уничтоженной и разрушенной Италии и города Рима; он же с удивительной быстротой вернул силой своего оружия Сицилию, Африку, Нумидию и Мавретанию [323]; этим он приобрел себе то высокое положение, которое во всем свете пользуется славной известностью, и хотя был молод и был простым римским всадником, удостоился триумфа; при этом, когда он приступил к государственной деятельности, за ним не было такой блестящей военной славы отца, не было блистательного положения у кого-либо из предков, да и сам он не имел ни таких сильных клиентов, ни славного имени.