Борис Лавренев - Океан. Выпуск тринадцатый

Зубков по привычке представился:

— Курсант… Простите… Матрос Зубков по вашему приказанию прибыл.

— Добро. — Старший лейтенант встал. — Я ознакомился с вашим личным делом. Думаю, что верить вам можно. Беру вас на свой тральщик. Не подведете?

— Нет, — растерянно и радостно ответил Славка.

— Я надеюсь. Старший матрос Нерубащенко проводит вас на корабль.

Стоявший у двери матрос дружелюбно подмигнул.

Через полчаса, вскинув на плечо вещмешок с нехитрыми флотскими пожитками, Зубков шагал со своим новым знакомым. Виктор Нерубащенко, как представился сопровождавший, оказался веселым, общительным парнем. Ростом он был со Славку, но шире в плечах и плотнее. Всю дорогу, пока они спускались по булыжной мостовой к гавани, Нерубащенко рассказывал о своем корабле.

— Тебя назначили к нам в боцманскую команду, — беззаботно говорил он, — а в команде лишь ты да я, не считая самого боцмана Колупанова. Работы у нас хватает, но ребята все подобрались — во! — Виктор показал большой палец.

У пирса стояли рейдовые тральщики.

— Наш — вторым корпусом, — сказал Виктор.

Трап скрипел, и, вторя ему, скрипели над головой чайки. Высоко над палубой из носа в корму протянулись гирлянды флагов расцвечивания.

— У вас что, праздник сегодня? — спросил Зубков.

— А как же! Считай, что тебе повезло, — сказал Виктор, пропуская Славку вперед себя.

Вячеслав ступил на трап и взволнованно приложил руку к бескозырке, отдавая честь. Вслед за Виктором он спустился на жилую палубу. В носовом кубрике ужинали матросы. Во главе стола сидел маленький, на вид щуплый старшина второй статьи. Нерубащенко представил ему Вячеслава. Старшина, как оказалось, он же боцман Колупанов, пригласил Славку к столу.

— Я недавно ужинал, — пробовал отговориться Вячеслав.

Старшина поморщился:

— Вот что, Зубков, ты не в гостях, ты теперь дома. Ужинал или нет, я не знаю.

После ужина боцман вкратце объяснил его корабельные обязанности и сказал:

— Спать будешь на рундуке по правому борту, рядом с Нерубащенко. Он тебя введет в курс дела. — Боцман улыбнулся и добавил: — А если кто будет звать боцманенком — не обижайся, у нас так принято.

Колупанов вышел по своим боцманским делам. Вячеслав переоделся в робу и не спеша уложил вещи в рундучок. Вскоре в опустевший кубрик наведался Нерубащенко.

— Ну как? — спросил деловито.

— В порядке, — ответил Вячеслав.

— Вот и ладно, пока отдыхай. Ты уж извини. Я бы тебя хоть сейчас познакомил со всеми трюмными закутками, да вот палубу прошвабрить надо. Только что паклю с берега получили. Пока ее затолкали в трюм, весь ют запорошили трухой.

— Я помогу, — сказал Вячеслав.

Они вышли на палубу. Сигнальщики сворачивали флаги расцвечивания.

— Что, праздник уже кончился? — удивился Вячеслав.

— Наоборот, только начинается. — Виктор подмигнул. — Ночью выходим в море. Разве это не праздник? А флаги — просто так, их после стирки сушить повесили.

Вячеслав понимающе улыбнулся. Только теперь он почувствовал, как истосковался за то время, пока под ногами не было палубы. Подумалось, что теперь, видимо, никогда уже не сможет расстаться с морем. Что бы там ни было, судьба вновь дарила корабль и морскую службу. Приходилось начинать все сначала. Вячеслав поплевал на ладони, как это делал Никифорыч, и взялся за швабру.

ВОЛКОВАнатолий Григорьевич (1938 г. р.). В прошлом — капитан судна в Новороссийском морском пароходстве. Человек мужественный, он в октябре 1977 года смело вступил в схватку с вооруженным хулиганом. Преступник выстрелил Волкову прямо в лицо. Анатолий Григорьевич выжил, но полностью лишился зрения. Было ему в ту пору тридцать девять лет.

Многому ему пришлось учиться заново: и ходить, и писать, и читать, и… жить. Не сразу и не вдруг решился Анатолий Григорьевич попробовать свои силы в литературе. Все было на этом многотрудном пути — и огорчения, и радости, и сомнения. Но бывший моряк и капитан дерзает, свидетельством чему является этот рассказ.

В динамике над моим рабочим столом щелкнуло, и тишину каюты нарушил голос радиста: «Внимание! Через десять минут наше судно будет проходить Сережины створы». Опять щелчок. И тишина. Ни слова больше. Да и к чему слова? Осенью прошлого года судьба каждого из нас решалась на линии этих створов. И решил ее Сергей. Наш Сергей. Ценой своей жизни.

Я сложил бумаги в папку и невольно задержал взгляд на отполированной пластинке, прикрепленной к обложке папки. По металлу красивой вязью выгравировано: «Старшему механику Лосеву В. В. В день пятидесятилетия от пятисотсильной машинной команды». Уже потом, после юбилея, узнал от ребят, что эту пластинку сделал Сергей. Да-а, золотые руки были у парня.

Я убрал папку в ящик стола, надел свежую рубашку и вышел на палубу. Форштевень буксира вспарывал морскую гладь, поднимал перед собой пенящиеся буруны, которые с громким шуршанием проносились вдоль бортов, сливаясь за кормой в длинный пенистый след. Медленно уходил назад гористый берег с поселочками в небольших долинах, с пестрыми полосками пляжей и белым многоэтажьем корпусов санаториев, домов отдыха, пионерских лагерей. Почти в зените полыхало июльское солнце. Было жарко и душно.

Из открытого иллюминатора радиорубки доносилась пискливая тарабарщина морзянки. На палубе перед надстройкой собрались почти все свободные от вахты, они негромко переговаривались. Где-то в коридоре загрохотал боцманский бас:

— Я тебя такого на палубу не пущу! Штаны отутюжил, а на лице парада нет!.. Успеешь. Иди брейся…

Я достал из кармана очки и стараюсь рассмотреть очертания берега, который далеко впереди становится расплывчатым от знойного марева.

— Сережины створы уже близко. Я их вижу, — послышался мягкий, чуть дрогнувший голос поварихи Лены.

Я оглянулся. Она стояла рядом. Тоненькая, стройная, в коротком белом платье, похожая на невесту. Она бережно прижимала к груди букет алых роз. Лена подошла к фальшборту и замерла, чуть наклонив голову и касаясь губами лепестков роз. Наверняка Лена вспоминала в эти минуты ту штормовую ночь и Сергея… Как вспоминали и все мы…

Три года назад появился у нас в машинной команде новый кочегар. Впрочем, сначала он появился у меня в каюте. Переступил порог и озорно заулыбался, щуря глаза. Спрашиваю этого белокурого крепыша:

— Что вы хотели?

Он протягивает мне бумажку. Читаю: «Рускин Сергей Сергеевич. Направляется кочегаром…»

— Ясно, — говорю. — А кто это вас за дверью рассмешить успел?

Его глаза еще больше прищурились, из уголков морщинки разбежались. Губы подрагивают. Того и гляди, сейчас от смеха прыснет.