Дмитрий Зубов - Тень люфтваффе над Поволжьем. Налеты немецкой авиации на советские промышленные центры. 1942–1943

Левый двигатель горит, а слева и справа мимо нас все еще проносятся снопы трассеров. Дрожащие руки пытаются нащупать на груди кольцо парашюта, но это не удается. Перед нашими глазами крутятся стрелки приборов. Вокруг нас шумит воздушный поток. Ежеминутно в наших ушах может раздаться взрыв. Вдруг нас, словно грузом в центнер, вжимает в свои углы. Это «старик» выровнял наш «ящик». Альтиметр показывает 1000 метров. Времени нельзя было больше терять. Что с двигателем? Он больше не горит, его винт лишь медленно вращается. Огонь, должно быть, сбило во время неистового пикирования».

В ходе обстрела тяжелое ранение в голову получил бортрадист обер-фельдфебель Ханс Коббенхаген. Его рация превратилась в бесполезную груду металла и проводов. Вышла из строя вся электросистема бомбардировщика, и уцелевшим летчикам пришлось вручную качать топливо в единственный рабочий двигатель, от надежности которого теперь зависела их судьба. На высоте 1000 метров поврежденный «Хейнкель» ковылял над негостеприимными русскими равнинами.

«Теперь все зависит от надежной навигации, – продолжал свой драматичный рассказ немецкий летчик. – Однако как вести самолет, если точное местонахождение неизвестно. Тем не менее мы должны при помощи одного двигателя, – если вообще это возможно, – как-нибудь умудриться достичь линии фронта до рассвета. Если нам повезет, то красные ефрейторы будут спать около своих зенитных пушек. Если же они бодрствуют, то снесут нас с неба, как хромую утку. К сожалению, в этом не могло быть никаких сомнений. Ну а если мы сможем пройти мимо, то еще нельзя быть уверенным в том, что в сумерках наши собственные артиллеристы не пытаются сбить нас и нарисовать новое кольцо вокруг своих стволов.

Мы выбрасываем из «ящика» все ненужное. Также вниз идет и часть горючего. «Ящик» становится легче и держится в воздухе лучше. На востоке встает бледная заря, наконец, мы также можем ориентироваться по земле. Грозовой дождь позволяет нам благополучно миновать линию фронта. Наконец, аэродром. При выходе стоек шасси мы видим, что левая шина расстреляна. Все же наш «старик» чисто сажает «ящик» на одно колесо. Посреди взлетно-посадочной полосы нас разворачивает, и мы едва не сталкиваемся с другой машиной…» [174]

Ну а специализированная авиагруппа I./KG100 «Викинг» в ту ночь не участвовала в налете на Саратов, а выполняла другое задание. Одна эскадрилья отправилась минировать Волгу, а две другие – бомбить суда на Каспийском море.

«Брат мигает мне, что прикрепил меня к экипажу по минированию: зениток там мало, ночных истребителей вообще нет, приспособиться, мол, тебе надо к условиям ночных полетов», – вспоминал бортстрелок Клаус Фрицше [175].

Последний только недавно начал службу в I./KG100. Это его брата Хельмута Фрицше и других членов экипажа несколько дней назад вывезли с советской территории после аварийной посадки. Толком повоевать Клаус еще не успел, он только начал осваиваться на Восточном фронте, попав в самую гущу событий крупнейшей стратегической операции люфтваффе.

«Вдруг ко мне подходит командир группы – майор, – продолжает свой рассказ Фрицше. – « Хочу проверить, какой вы стрелок-радист. Присоединяйтесь к моему экипажу». Куда? На Каспийское море, разумеется. В последнюю ночь его радист был тяжело ранен осколком от зенитного снаряда» .

Речь шла о майоре Пауле Клаасе, который командовал I./KG100 с октября 1942 года. К этому моменту он совершил уже 310 боевых вылетов, в том числе 103 против целей на территории Великобритании. 14 марта 1943 года Клаас стал кавалером Рыцарского креста. У него уже был опыт полетов над Каспийским морем, полученный во время авиаударов по танкерам в октябре-ноябре прошлого года, так что это был привычный Клаасу театр боевых действий. Тогда летчикам группы удалось потопить несколько танкеров и транспортов. В отличие от крупных городов, последние не имели мощной противовоздушной обороны, а над морем не барражировали ночные истребители. Так что задача казалась довольно простой. Поэтому Клаас решил, так сказать, расслабиться. Уж ему-то, опытному асу, не составит труда отправить на дно пару танкеров.

Хельмут Абендфотх также отправился в далекий полет к Каспию. Его Не-111Н 6N+MK поднялся в воздух в 19.30 по берлинскому времени [176].

«Ночь тихая, нет ни ветра, ни облаков, – вспоминал Фрицше. – Полет над устьем Миуса и Манычем к дельте Волги проходит спокойно. Нет стрельбы зениток, нет истребителей. Но надо быть осторожным. Здесь летают американские «Аэрокобры» Р-39. А для их лучшего ориентирования, на земле во время нашего полета разжигают костры по направлению движения.

Приближаемся к дельте Волги, где, по данным разведчиков, на рейде стоит добрая сотня плавающих объектов, которые необходимо уничтожить. Мы с командиром первыми на высоте 1000 метров влетаем в зону поражения. Тут же начинается частая стрельба зенитных орудий, и командир дает приказ прекратить налет, чтобы избежать ненужного риска.

Луна освещает море, и на его блестящей поверхности хорошо видно любое судно. Уходим из опасной зоны. Внизу видим крупнотоннажное судно. Совершаем круг, пытаемся определить палубное вооружение. Не стреляют. «Вниз, на бреющий полет, – приказывает командир. – Долго ему плавать не суждено!»

Все остальное проходит перед глазами, как кинофильм, который я смотрю с места зрителя. Переходим в пике, и слышу крик командира: «Не переключил предохранитель, бомба не взорвалась!» И в тот же момент снова начинается зенитная стрельба. Ощущаем сильный удар, чувствую боль в ноге, отказывает правый двигатель, принимаются разные меры для стабилизации одномоторного полета, но без успеха.

«Внимание! Посадка на воду», – информирует пилот. Шум соприкосновения с водой и… тишина. Самолет плавает. Есть время выбросить и надуть резиновую лодку. Все четыре члена экипажа занимают в ней места, каждый с сумкой неприкосновенного запаса, кроме того, 4 автомата, сигнальный пистолет с ракетами, аварийный радиопередатчик, мачта, парус и медицинский комплект. Полезная площадь лодки небольшая, и с таким грузом людям места нет. Значит, сидим на борту, одной ногой на куче спасательных материалов, другой – в воде. Ищем весла, оказывается, одного нет. Значит, грести двум гребцам впереди слева и справа, а третьему держать курс. Посадка и размещение закончены благополучно за считаные минуты. Все еще плавающий самолет начинает тонуть. Хвост поднимается из воды, и медленно, под булькающие звуки, наш гордый орел исчезает под водой» [177].

Именно так, в одно мгновение и круто менялась судьба летчиков на фронте. Вместо сна в комфортабельном бараке и привычного утреннего кофе в офицерском казино после одного-единственного удачного выстрела Клаас и его коллеги оказались в резиновой лодке посреди Каспийского моря. То есть в 600 километрах от фронта в глубоком тылу ненавистного противника. Положение хуже некуда! И ладно бы в Англии, так ведь нет, на территории врага, которого пропаганда изображала бесчеловечным и диким, как толкиеновские орки из Мордора!