Всеволод Радченко - Разведка — это пожизненно

Всё это было сделано швейцарцами откровенно формально, а может быть, и вообще для отвода глаз. Курьёз состоял еще и в том, что вопрос по ошибке (или нет) был задан не Балахонову, а нашему офицеру безопасности. Он, не моргнув глазом, на своём хорошем французском языке ответил, что решение «добровольное и окончательное».

В Москве, естественно, было заведено уголовное дело, и Балахонова должны были предать суду. Но руководство КГБ, учитывая, что какой-либо значительной информации, наносящей ущерб Советскому Союзу, Балахонов передать не мог и в конце концов возвратился в Союз добровольно, приняло решение ходатайствовать о прекращении уголовного дела, и Балахонов был отпущен на все четыре стороны.

Этим дело у Балахонова не закончилось. Всё-таки порок должен быть наказан. Через пару лет Балахонов, находясь в хорошем подпитии, подсел в ресторане «Метрополь» к группе кубинцев. Хорошо зная язык, Балахонов стал объяснять кубинцам пороки советского строя. В пылу дискуссии «его разоблачения» наших недостатков становились всё более громкими, и кончилось тем, что молодые кубинцы, воистину настоящие защитники идей социализма, сдали Балахонова в милицию, оставив заявление о том, что он пытался вести среди них антикоммунистическую и антикастровскую пропаганду. Сейчас это смешно, но Балахонова отдали под суд. И районный суд Москвы, с учетом закрытого ранее дела по измене Родине, осудил Балахонова на длительный срок заключения. Обстановка в стране менялась, как мне стало известно, Балахонов писал многочисленные письма в ООН и в различные правозащитные организации, и в конце концов, кажется, «Международная амнистия» выступила в прессе в защиту Балахонова, и через несколько лет он всё же был отпущен ещё раз на свободу.

Я упомянул уже о Зое Васильевне Мироновой, представителе СССР в Женеве. Скажу сразу, что у меня с ней установились самые хорошие деловые и, можно сказать, дружеские отношения. Я считаю, что добрый деловой контакт с руководителями наших заграничных учреждений всегда способствует успеху разведывательной работы.

С Зоей (так мы её назвали между собой), хотя ей было под 60 лет, такой контакт установился у меня почти сразу. Моим отношениям с Зоей способствовал такой забавный случай. Я, как упоминал уже ранее, был вызван в Москву для защиты диссертации.

Моё кратковременное пребывание в Москве подходило к концу, и я решил засвидетельствовать «своё почтение» руководству Отдела международных экономических организаций МИДа, «под крышей» которого я и работал в Швейцарии. Я знал заведующего Отделом Нестеренко и был приглашён к нему, когда в его кабинете находились его замы и еще один — два советника из отдела.

В разговоре Нестеренко, а он был куратором женевского представительства, стал громко ругать работу Мироновой, говоря, что она мало что понимает в возникающих в международных организациях проблемах и совершенно не даёт лично ею подготовленной информации. Я испытывал к Зое Васильевне искреннюю симпатию и заявил, что в Женеве есть десяток советников и несколько десятков других дипломатов и директоров из международных организаций, и что если каждый из них напишет в месяц хотя бы одну — две информации, то прочесть всё это будет просто невозможно.

«У Мироновой есть одно бесценное качество, — сказал я. — В большой и пёстрой советской колонии в Женеве нет никакой склоки, которая присутствует во многих наших посольствах и заграничных представительствах, коллектив работает дружно, а сама Миронова пользуется большим авторитетом как у руководства международных организаций, так и в женевских дипломатических кругах».

Прошло немного времени, и нашёлся неизвестный мне доброжелатель, который сообщил об этом разговоре в Москве самой Зое, и она прямо сказала мне, что знает, кто является её настоящим защитником перед «московскими врагами».

Специфика работы разведки в Швейцарии была и в том, что эта страна серьёзно отличается от других стран особой внутренней дисциплинированностью швейцарцев, я бы сказал, их гражданской бдительностью. Мы с этим в нашей работе сталкивались очень часто. Был период, когда по всей Швейцарии на автобусных остановках, на вокзалах и просто на улицах висели большие постеры с изображением либо солидного убелённого сединой мужчины, либо молоденькой девушки, либо молодого человека, и большими буквами было написано: «Проявляй бдительность, позвони», — и далее шёл номер телефона полиции.

Как-то в представительство на летнюю практику приехал, как слушатель дипломатической академии МИДа, наш сотрудник. Он был хорошо законспирирован. Был из набора в академию из периферийных служб КГБ, и о его принадлежности к нашей службе знало только руководство резидентуры. В доме представительства была небольшая гостиница, и наш парень поселился там. К вечеру он был приглашён на ужин к одному из сотрудников представительства. Выпили, и наш парень после возвращения в гостиницу, не находя себе места, решил отправиться гулять по городу.

Перелезая через забор, он порвал свои джинсы. Через забор он полез, видимо, потому что не хотел в подвыпившем состоянии проходить мимо дежурного на проходной. Побродив по городу и заблудившись, захотел отдохнуть. И ничего лучшего не придумав, как он потом объяснял, решил поспать пару часов в одном из припаркованных на улице автомобилей и начал пробовать, какой из них открыт. Хотя улица и была совершенно пустынна, нашёлся бдительный швейцарец и сообщил о подозрительном человеке.

Полиция явилась моментально, и наш здоровый парень был скручен полицейскими и в наручниках доставлен в комиссариат. Растерзанный вид и особенно рваные джинсы не располагали полицейских к деликатному обращению, и он был помещён в камеру на бетонный пол. Он по глупости стал выдавать себя за испанца, надеясь, что его пребывание в полиции не станет известно в представительстве. Часам к трём ночи он, достаточно протрезвев, попросил свидания с дежурным и рассказал ему, что он сотрудник советского представительства. Из полиции около четырёх ночи позвонили в представительство нашему офицеру безопасности, который тут же доложил мне о происшествии.

Я «тихо ахнул» и попросил офицера безопасности как можно быстрее забрать нашего парня из комиссариата, а в 5 часов утра уже разговаривал с «героем» в представительстве. Я не сомневался в правдивости его рассказа, тем более, что полицейские каких-то особых претензий к парню не предъявляли, указав только, что он был без документов, в нетрезвом виде, пытался скрыть свою личность и мог нарушить общественный порядок.

Мы в самом спокойном тоне доложили в Центр о приключении с нашим парнем. Указание из Центра поступило быстро, было однозначным: «Отозвать, отправив ближайшим рейсом Аэрофлота». Знаю, что его отчислили из Дипломатической академии и отправили обратно к себе на периферию. Жалко парня! Но думаю, что в нашем деле иначе нельзя.