Николай Рерих - Шамбала. Сердце Азии

В «Дао дэ цзин» [149]сделано такое подразделение типов ученых: «Ученые высочайшего класса, когда слышат о Дао, серьезно проводят свои знания в жизнь. Ученые среднего класса, когда слышат о нем, иногда соблюдают его, а иногда снова теряют его. Ученые самого низшего класса, когда слышат о нем, лишь громко над ним смеются». Лао-цзы знал это.

Наблюдательность на Востоке и поражает, и радует. И не показная наблюдательность, сводящаяся к мертвому трафарету, но тонкая, молчаливая наблюдательность по существу. Вспоминается, как учитель предложил новопришедшему ученику описать комнату. Но комната была пуста, и в сосуде плавала лишь одна маленькая рыбка. За три часа ученик написал три страницы. Но учитель отверг его, сказав, что об одной этой рыбке он мог бы писать всю жизнь.

В технической подражательности сказывается та же острая наблюдательность. В усвоении песенного лада, в характере зова, в движениях вы видите старую мощную культуру. Где-то сравнивали индийцев, завернутых в плащи, с римскими сенаторами. Это сравнение ничтожно. Скорее, философы Греции, а еще лучше – создатели Упанишад [150], Бхагаватгиты [151], Махабхараты. И никакого Рима и Греции не было, когда цвела Индия. И последние раскопки начинают поддерживать этот несомненный вывод [152].

Проникновенно смотрит индиец на предметы искусства. Конечно, от индийца вы уже ожидаете интересный подход и необычайные замечания. Так оно и есть, и потому показывать картины индийцам – настоящая радость. Как увлекательно подходят они к искусству! Не думайте, что их занимает лишь созерцание. Вы будете изумлены замечаниями о тональности, о технике и о выразительности линии. Если зритель надолго замолчит, не подумайте, что он заскучал.

Наоборот, это добрый знак. Значит, он вошел в настроение и можно ждать особо интересных выводов. Иногда он скажет целую притчу, и в ней не будет ничего грубого или пошлого. Удивительно, как преображаются люди Востока перед художественным произведением. Положительно, зритель Европы труднее входит в струю творчества и часто менее умеет синтезировать свои впечатления.

В эпических узорах Индии все укладывается. Окажется в толпе вашим ближайшим соседом остов человека, побелевший от проказы, – вы не пугаетесь. Прислонится к вам садху, выкрашенный синими разводами, с прической из коровьего помета – вы не удивляетесь. Обманет вас факир с беззубыми кобрами – вы улыбаетесь. Давит толпу колесница Джагарната [153]– вы не поражаетесь. Движется шествие страшных нагов [154]Раджпутаны с кривыми жалами клинков – вы спокойны.

А где же те, ради которых вы приехали в Индию? Те не сидят на базарах и не ходят в шествиях. И в жилища их вы не попадете без их желания. Да правда ли они есть? Не пишут ли о них досужие писатели только для необыкновенности? Есть, есть и они [155]. И есть их знание и умение. И в этом изощрении человеческих качеств возносится вся человеческая сущность, и никакая проказа не отвратит вас от Индии.

Все происходящее в метапсихическом институте Парижа, опыты Нотцинга и Рише по эктоплазме, опыты Барадюка по фотографированию физических излучений, работы Котика по экстериоризации чувствительности и попытки Бехтерева по передаче мыслей на расстоянии – все это знакомо Индии, только не как маловероятное новшество, но как давно известные законы. Мало говорят на эти темы по недостатку сведущих, научно просвещенных собеседников. Древний метод индуизма и буддизма – открывать двери постучавшемуся, но никого не зазывать и ничего не навязывать. Но и качество стука должно быть мощно. В практическом учении буддизма четко развивается самодеятельность сознания, и как следствие ее – непоколебимая выдержанность и всепобеждающее терпение. Наибольшее терпение склонит победу. Вот бы невеждам-отрицателям окунуться в настоящий Восток, поучиться и воспринять способность вмещения.

Передают два характерных эпизода о таши-ламе . Когда таши-лама был в Индии, к нему обратились с вопросом, владеет ли он какими-либо психическими силами. Таши-лама молча улыбнулся. Через короткое время, будучи тесно окружен хранителями и офицерами, таши-лама неожиданно исчез. Все по-иски были безуспешны. Наконец, через значительное время, офицеры увидали его спокойно сидящим тут же в саду, а вокруг него суетились в бесплодных поисках хранители. Так же и далай-лама был спрошен в Индии. Так же и он промолчал.

Потом он показал присутствующим большую картину Поталы, и вдруг все увидели его сидящим над Поталой. Этот случай напоминает, как говорил мне когда-то Горький, что он сам смотрел яркие изображения индийских городов на чистых металлических листах альбома, показанного ему однажды на Кавказе индусом. При всей своей реальности Горький, однако, утверждает, что видел в ярких красках то, что указал индус. Привет Алексею Максимовичу!

Очень чувствителен мир Востока. Притяжение мыслью поразительно. Хотелось иметь старого тибетского Будду, но это уже трудно теперь. Говорили и мыслили между собою, как достать. Через несколько дней приходит лама и несет отличного Будду: «Госпожа хотела иметь Будду, и мне указано отдать Будду с моего домашнего алтаря. Не могу продать священное изображение – примите в дар». – «Как же вы узнали наше желание иметь Будду?» – «Белая Тара явилась во сне и указала отнести вам». Так и бывает чудесно и просто.

Только что прочли в «Statesman», что низшие касты Индии начинают охотно принимать буддизм. Рабиндранат Тагор в беседе с Ганди высказался против каст. Из уст брахмана это признание значительно. Много значительных и прекрасных знаков!

Особое внимание должно быть обращено на пураны. В них множество ценнейших указаний. «Когда сочетаются Солнце и Луна, и Юпитер, и калиюга [156], тогда наступит век сатья – век истины». Так отмечает вишнупураны [157]век Майтрейи.

Постоянно приходят ламы. Развешивают по лужайке картины. И нараспев, указывая палочкой, говорят целый эпос. Яркие краски картин сливаются с самоцветами природы. Воздействие через зрение уже издавна оценено.

Приходит монашка. Садится у порога и, закинув благообразную голову, поет молитвы. Разбираем только «та-ти-шо!».

Вообще с языками трудно. Все эти горные наречия немного похожи на тибетский, но все же разница очень велика. А число наречий маленьких племен тоже велико.

Наконец приезжает из Лхасы кунг Кушо из Доринга, чтобы поклониться дому далай-ламы. Кунг (титул вроде герцога; замечательно совпадение конунг, кунг, кинг) – важный старик с добродушной женою и круглолицей (как украинка) дочерью, с многочисленными слугами. На черных рослых мулах – подбитые серебром высокие седла и многоцветные чепраки. На лбах – ярко-красный колпачок с изображением чинтамани [158]. В 1912 году на кунга напали китайские солдаты, едва не ранили. Убили его секретаря. Это повело к восстанию Тибета. Кунг удивлен и обрадован нашим буддистским предметам. Завтракаем. Делаем тибетские блюда.