Николай Рерих - Шамбала. Сердце Азии

Индия, знаю твои скорби, и все-таки мы будем вспоминать тебя с тем же радостным трепетом, как первый цветок на весеннем лугу.

Из брахманов твоих мы выберем самого лучшего, который понял мудрость Вед. Изберем раджу [169], который стремился к нахождению путей истины. Усмотрим вайшью и шудру, которые вознесли свое ремесло и труд для восхождения мира.

Котел кипящий – горнило Индии. Кинжал верований над белою козочкой. Призрак пламени костра над вдовицей [170]. Вызывания и колдовство – преступления.

Сложны складки одеяния твоего, Индия. Грозны покрывала твои, раздутые вихрем. И смертоносно палящи неумолимые скалы твои, Индия.

Но мы знаем благовония твои. Но мы будем вспоминать тебя с тем же трепетом, как лучший первый цветок на весеннем лугу.

Зазывно и остро свистят стрелы через овраг из рощи бамбука. Сиккимцы вспоминают свое исконное любимое занятие. Говорят: «Стрела лучше пули. Стрела поет, поражая, а пуля кричит, [вылетая]».

Утром принесли красный лист: «Вечером придет сангха» [171]. После заката по зигзагу тропинки засверкали огни и загудели трубы. И вот пришло, привалило. Пестрое, шумное, трубное, барабанное. И с драконом, и с самодельными конями, и с бумажными яками. И с хлопушками, и с разноцветными огнями. И само действо, и пестрая толпа, уходящая в лиловую эмаль ночи, и взрывы пламенных искр. Это половецкие пляски! А знамена на шестах – это бунчуки Чингисхана!

Если вы поймете, то и вас поймут. Трогательны дары лам. Надо знание, чтобы понять всю тонкость замысла подарков. Кому какое именно изображение. Кому – медвежью шкуру. Кому – леопардову. Кому – шубу. Кому – халат. Кому – хадак [172]или с рисунками, или белый. По иероглифам вещей можете прочесть все отношение к вам. Признаны ли большим ученым, или оставлены в пределах условной вежливости, или оставлены без внимания. Часто непонятная «церемонность» – просто краткий изысканный шифр жестов и отношений.

Два мира выражено в Гималаях. Один – мир земли, полный здешних очарований. Глубокие овраги, затейливые холмы столпились до черты облаков, курятся дымы селений и монастырей. По возвышениям пестрят знамена, субурганы, или ступы. Всходы тропинок переплели крутые подъемы. Орлы спорят в полете с многоцветными бумажными змеями, пускаемыми из селений. В зарослях бамбука и папоротника спина тигра или леопарда может гореть богатым дополнительным тоном. На ветках прячутся малорослые медведи, и шествие бородатых обезьян часто сопровождает одинокого пилигрима.

Разнообразен земной мир. Суровая лиственница стоит рядом с цветущим рододендроном. Все столпилось. И все это земное богатство уходит в синюю мглу гористой дали. Гряда облаков покрывает нахмуренную мглу.

Странно, поражающе неожиданно, после этой законченной картины увидеть новое надоблачное строение. Поверх сумрака, поверх волн облачных сияют яркие снега. Бесконечно богато возносятся вершины ослепляющие, труднодоступные. Два отдельных мира, разделенные мглою.

Помимо Эвереста пятнадцать вершин гималайской цепи превосходят Монблан [173]. Если от реки Великий Рангит [174]осмотреть все подступы до снеговой черты и все белые купола вершин, то нигде не запоминается такая открытая стена высот. В этом грандиозном размахе – особое зовущее впечатление и величие Гималаев: «Обитель снегов».

В сторону восхода вершины сливаются в стену сплошную. Зубчатый бесконечный хребет священного ящера. Трудно догадаться, что именно там притаились снежные перевалы Джелан-ла и Нату-ла по дороге на Шигацзэ и Лхасу. Туман особенно часто закрывает этот путь.

Навершия буддистских знамен составлены из крестовидного копья, диска, полумесяца и лепестков лотоса. Не все ли эмблемы учений срослись на одном древке? В этих напоминаниях о символах элементов мира каждый найдет изображение, ему близкое.

На иконах и священных украшениях Тибета часто горит драгоценными камнями изображение рыбы [175]– священный знак, такой же, как на стенках римских катакомб. Сошлись в одном понимании «колесо жизни» Будды, круг «начал, тайну образующих» христианской церкви и колеса Иезекииля [176]. Многоокие серафимы [177]и бесчисленные глаза светлого духа Дуккар [178]проникают в те же тайники души.

В культах Зороастра [179]изображается чаша с пламенем. Та же пламенеющая чаша отчеканена на древнееврейских серебряных шекелях [180]времени Соломона и древнее. В индийских раскопках эпохи Чандрагупты Маурьи [181]видим то же самое, мощно стилизованное изображение. Сергий Радонежский [182], трудясь над просвещением России, приобщался от пламенеющей чаши. На тибетских изображениях бодхисатвы [183]держат чашу, процветшую языками огня. Помним чашу жизни друидов [184]. Горела чаша Грааля [185]. Не воображением, но именно делами сплетаются великие учения всех веков. Язык чистого огня!

Давно сказано: «Вера без дел мертва». Будда указал три пути. Долгий – путь знания, короче – путь веры, самый краткий – путь действия. Давид и Соломон славословят устремления труда. Веданта твердит о проявлении дел. Поистине в основании всех заветов положено действие. Творящий огонь!

Разве чужды символы индусской Тримурти – Троицы? Разве буддистское «древо желаний», увешанное предметами всех желаний, не отвечает нашему понятию рождественской елки? А все детали устройства алтарей, храмов? А схимники и пещерники, затворившиеся в каменных гробах? А лампады и огни заклинаний? А венки и свечи добрых молений, посылаемые по течению Ганга? Троицына березка. Мускус и ладан. Кованые, усыпанные каменьями ризы икон. И камни, брошенные в Будду его близким родственником, разве не сродни камням Стефана [186]?

Право, не случайно запечатлена буддистская легенда на фресках пизанского Кампо Санто [187]. И глубокое значение имеет мусульманское предание, что матерь Иисуса явилась матери Магомета перед рождением пророка. И ладакхские замки возносятся в том же взлете, как орлиные гнезда Фаэнцы или Монте-Фальконе [188].

В Джидде – в этом преддверии Мекки – мусульмане особенно почитаемо берегут так называемую могилу Евы. Тот же самый архангел Гавриил – (Старого и Нового Завета) – на горе Хира указал Магомету начать проповедь.

Монгольские царицы носили почетный титул Мириам. Мириам, Мария, Матерь Мира. Уже давно древнейшие забытые храмы славословят ожидание новых эпох.

В древнем городе Киш недавно найден храм Матери Мира.

Сарнатх и Гайя [189], места личных подвигов Будды, лежат в развалинах. Являются лишь местом паломничества. Так же, как Иерусалим остается лишь местом паломничества. «Ибо сам Иисус свидетельствовал, что пророк не имеет чести в своем отечестве».