Гомбожаб Цыбиков - Буддист-паломник у святынь Тибета

8 июня происходило спускание того же чойчжона для всего духовенства дацана Гоман монастыря Брайбуна. Для поклонения собрались почти все члены этой духовной общины: тут была вся администрация дацана со своим хамбо во главе, все знатные перерожденцы, старшим из коих является дацагский хутухта, имеющий право занимать «ханский престол» Центрального Тибета, и многочисленное простое духовенство, в числе которого были и наши бурятские ламы, проживавшие здесь уже третий день.

Спускание чойчжона происходило описанным вчера порядком, но к поклонению внутри дугана допускались лишь лица административные и высшие перерожденцы. К лицам поважнее прорицатель проявляет особую вежливость, доходящую даже до заискивания перед ними. Так, перед хамбо он делал значительный поклон вперед, а дацагского хутухту он нежно охватил за шею и что-то шептал ему на ухо. Такое обстоятельство нисколько не поражает ламаиста, так как он знает, что чойчжон – хранитель учения – должен относиться с почтением к его «держателям» или, иначе, к тем, кто олицетворяет это учение. После окончания поклонения важных лиц прорицатель выходит на террасу перед дуганом, куда допускаются ламы и администраторы более низких степеней. Простое духовенство рассаживается во дворе.

Прорицатель в предшествии трех-четырех музыкантов, поддерживаемый служителями, почти бегом обходит вокруг всего этого духовенства и, снова поднявшись на террасу, допускает уже единичных простых монахов, которые после поклонения снова занимают свои прежние места. После окончания подхождения всех поклонников прорицатель вместе с духовными издает один протяжный резкий крик, или вернее, визг, похожий на звук «гис», ударяя при этом в ладони. С этим криком как бы вылетает дух-хранитель, и прорицатель, уже совершенно изнуренный, тяжело падает на кресло, и его почти на руках уносят в дуган. Как и не утомиться! Почти 2,5-часовое страшно напряженное состояние с утомительной мимикой и в значительно тяжелых доспехах!

Высшие перерожденцы и администраторы прибыли на более или менее красивых лошадях, в сопровождении одного или нескольких лиц свиты, все же простое духовенство пришло пешком. В том же порядке тотчас же двинулись в обратный путь.

Воспользовавшись близостью монастыря Чжормолуна, находящегося почти против Гадона на другой стороне Додлунской долины, я решил сходить туда и в сопровождении своего слуги, халхасца, отправился в дорогу.

По прямому пути он отстоит от Гадона не более чем на 8–9 верст, но по этому пути нет мостов, а река в настоящее дождливое время недоступна для брода не только пешеходам, но и верховым. Поэтому пришлось идти по обходной дороге, к большому мосту в устье долины, отчего и расстояние нашего пути увеличилось почти до 15 верст, и мы пришли в монастырь под самый вечер. Мы получили от своих сородичей рекомендацию остановиться у одного постоянно проживающего здесь монгольского ламы, которого легко отыскали.

Он занимал довольно сносную, по местным понятиям, квартиру, состоящую из трех комнат с отдельной кухней, принял нас без видимого радушия, как бы исполняя только свой долг перед сородичами, и отвел нам отдельную комнату, предоставив, кроме того, пользоваться кухней и топливом. По родному обычаю угостил нас тотчас чаем, предоставив дальнейшие заботы о пище нам самим, что было, конечно, для нас очень удобно.

Из разговоров с ним да и от других старожилов мы узнали, что он прожил в Тибете безвыездно 41 год, будучи родом монголом из тумэтов, входящих в состав Чжосотуского сейма южных монголов. Вскоре после прибытия в Тибет он, благодаря своей представительной внешности и хорошему голосу, приобрел должность умцзада в гоманском дацане, в котором он прослужил 22 года. Девять лет тому назад он – по объяснению его самого и его сторонников – по клевете недоброжелателей был изгнан из монастыря, причем все его значительное имущество было конфисковано властями. Поводом послужил следующий случай. Однажды после празднества в монастыре, на которое допускаются женщины, рано утром в его квартире застали мать одного из его учеников, а следовательно, его знакомую. Этого достаточно было для доноса цокчэнским шамо, которые и закончили дело вышеупомянутым образом.

После этого он не захотел вернуться на родину, хотя его приглашали неоднократно, и поселился в этом монастыре. Чем объяснить его решение остаться навсегда в Тибете – неизвестно. Но он говорит, что не желает или, вернее, стыдится показаться своим родным и землякам после такого фиаско его духовной карьеры. Ему теперь 61 год. Он питается заработком от чтения книг у зажиточных людей. Он говорит, что редкий день ему приходится быть дома: так любят окрестные жители приглашать его. Но, как известно, плата за чтение довольно низка (около 20 коп. за целый день), и только дешевизна местной жизни позволяет ему проводить свои последние годы безбедно.

9 июня. Переночевав у этого бывшего умцзада, я отправился утром на осмотр монастыря, но в нем оказалось мало такого, что было доступно незнатным богомольцам.

Чжормолун – один из старинных монастырей, где в доцзонхавинское время процветала богословская школа, в которой учился и Цзонхава. Но как знаменитый ученик затмил имена своих учителей, так и монастыри, основанные его последователями, послужили причиною упадка прежних славных центров богословской науки. Sic transit gloria mundi! [60]В настоящее время в Чжормолуне не более 100 монахов, большинство коих состоит в списках монахов Брайбуна, хотя отправляются туда только в дни раздачи денег. В главном храме указывают центральной святыней статую «Бесконечнолетнего» Аюши, а по-тибетски – Цэбагмэд. Здесь происходит спускание на местного прорицателя хана Похан, одного из пяти ханов или царей, к коим принадлежат вышеупомянутые Гадон и Найчун.

Рядом с этим храмом, выкрашенным в коричневый цвет, стоит белый дом-дворец хозяина этого монастыря, перерожденца Ария, который живет и числится в списках гоманского дацана Брайбуна. В настоящее время перерожденец в отсутствии; он приглашен в Западную Монголию.

Домов в монастыре очень мало, круговая дорога всего монастыря не более 400 саженей. Здесь живут и светские жители обоего пола.

Считая бесцельным дальнейшее пребывание, мы тотчас же направились к монастырю Санпу, расположенному по другую сторону реки Уй-чу, но по дороге узнали, что переправа через нее невозможна, почему пришлось повернуть к Лхасе, куда и прибыли в 5 часов вечера. По дороге зашли в одну тибетскую кухмистерскую, где попросили по чашке супу; но поданное блюдо было до того гадко, что я не мог ничего съесть. Только неизбалованный и небрезгающий мой спутник уничтожил, не без аппетита, обе порции. Я же принужден был купить топлива и в саду одного поместья, с разрешения его караульного, приготовил чай, который выпил с большим удовольствием у быстрой речки, в которую превратилась от нынешних дождей оросительная канава.