Степан Крашенинников - Описание земли Камчатки

Случалось же иногда, что камчадалы, не улучив способа побить казаков при первом покорении, по два и по три года кряду ясак платили, а после побивали сборщиков, которые обыкновенно в малолюдстве посылаются.

Но хитрости их, которые казакам прежде бедственны были, ныне служат к предосторожности. Ибо они чрезмерно ласковых приемов опасаются и почитают их за знак несомненной измены. То ж разумеют, когда камчадалки ночью из юрты вон выбираются: ибо они не могут смотреть на кровопролитие, чего ради и мужья их никогда при них убийства не делают.

Когда камчадалы сны рассказывают, что мертвые им виделись, когда часто разъезжают в дальние гости, из того бунт и измена немалая заключается, по крайней мере, не один острог, но несколько вместе отложатся.

В таких случаях бьют они казаков, где ни попадутся, также и камчадалов, кои стороны их не оставляют и с изменниками не вступают в согласие. А когда прослышат на себя поход, то не к сопротивлению готовятся, но к долговременной осаде. Выбирают места высокие и утесы, строят там свои острожки и, укрепясь, ожидают своих неприятелей.

Приступающим храбро противятся, стреляя из луков и употребляя всякие способы к защите. А когда увидят, что неприятель побеждает, то всякий камчадал, заколов жену и детей своих, или стремглав низвергается, или с оружием устремляется на неприятеля, чтоб не умереть без отмщения.

И сие на их языке постелю под себя достать называется. В 1740 году при мне была привезена с Утколоки девка, которую тамошние изменники в торопливости не успели дорезать, когда острожек их приступом брали; прочие от мала до велика были перерезаны, а сами изменники с горы, на которой сидели, побросались в море.

С начала покорения Камчатки были токмо два явные на Камчатке нападения: первое в Большерецком остроге в 1710 году, а другое в 1713 году, когда отправление было для покорения камчадалов авачинских; однако оба случая были им весьма неудачны, ибо при осаде Большерецка хотя они и надеялись на великое свое множество так, что казаков, которых сидело в осаде 70 человек, шапками заметать не сомневались, однако как 35 человек выслано было на вылазку, то не могли они и первого стремления выдержать, но все обратились в бегство, кому куда способно было.

А понеже они приплыли к острогу на батах, то, бросаясь в оные, иные перетонули, а иные побиты; и сия их погибель столь была велика, что реки запрудились трупами. Авачинские иноземцы не меньше имели надежды победить походчиков, ибо каждый имел при себе ремень, на котором бы вести пленников, однако вместо того сами побиты или в плен взяты.

В авачинский поход отправлено было казаков сто двадцать да сто пятьдесят человек камчадалов; из чего можно рассуждать о множестве неприятелей, когда они такое множество по рукам разобрать надеялись.

Военное оружие и сбруя их состоят в сайдаках [401], стрелах, чекушах, копьях и куяках. Сайдаки у них делаются из дерева лиственничного и оклеиваются берестою, а тетивы из китовых жил. Стрелы обыкновенно бывают в аршин и в три четверти, с костяными или каменными копейцами [402], а называются они разными именами, по разности копейцов.

Стрела с костяным тонким копейцем – пеньш, с широким – аглпынш, с каменным копейцем – кауглач, тупая стрела с костяною головкою, или томар, – ком, деревянный томар – тылшкур. Стрелы их хотя и весьма плохи, однако опасны в сражении, ибо они ядом бывают намазаны, от которого раненый человек тотчас опухает и в сутки умирает почти обыкновенно.

И сей беды иным образом не можно избавиться, как высасыванием из раны яда. У копей их копейца бывали каменные ж и костяные, как уже и выше объявлено. Чекушки у них уакарель называются, у них костяные рогульки о четырех рожках, которые насаживаются на долгие ратовья.

Куяки, или латы, делали они из рогож своих или чирелов [403], также из нерпичьих и моржовых кож, на ремни искроенных, которые ремни один под другой подвязывали так, что они могли складываться, как фижмы. Надевали их с левого бока, и, как душегрейку, завязывали на правом [404]. Сзади пришивали высокую доску, для защиты головы, а спереди такую же к груди, токмо короче.

В дальние походы езжали они на собаках, а в ближние пешком ходили. В летнее время где способно было, там наибольше употребляли паромы, на которых могли сидеть во многолюдстве.

В пешей их ходьбе сие достойно примечания, что они по двое в ряд никогда не ходят, но всегда поодиночке, а притом всегда по одним тропам, которые везде глубоко пробиты. Непривычному по их тропам ходить крайнее мучение, для того что оные так узки, что одна только нога, и то прямо, устанавливается, ибо сей народ ступня в ступню ходит.

Господин Стеллер причиною междуусобных браней тамошних народов ненависть же и роскошь объявляет, но с некоторыми особливыми обстоятельствами, которые сообщим здесь в дополнение.

Хотя, пишет он, в Камчатке главного начальника прежде и не было, но всяк жил по своей воле; однако две внутренние страсти – ненависть и роскошь – причиною были, что камчадалы сами свой покой и мирное житие отвергали и тем время от времени больше умалялись и приходили в изнеможение. К неприятельским действиям побуждали их женщины, властолюбие и всякие домовые вещи и уборы.

Но чтоб каждый мог неприятелю противиться, то поддавались они старшим, храбрейшим и умнейшим людям и по одержании некоторых побед начальникам своим оказывали такую любовь, какая потребна была к намерению их, чтоб мщением, получением добычи и равномерным ее разделением укрепиться в своей власти.

Чего ради и между сими народами есть знаки, что они имели в мысли своей нечто высочайшее, то есть чтоб быть владетелями, отчего, наконец, последовало одного народа разделение на разные и учинились многие равносильные стороны.

Сперва начали коряки и, от Тигиля войдя в Камчатку, следовали западным берегом до Большой реки. После того восстали шантальцы под предводительством умного и храброго мужа Шантала.

А как сей власть свою распространить вознамерился, желая получить ласкою то, что зависело от силы и оружия, то есть чтоб наложить дань на всех камчадалов мужского пола и женского, то сделались паки две стороны, одна у вершин реки Камчатки, которая продолжалась до прихода россиян, а другая в Кроноках, которая простиралась жилищами до самой Лопатки.

Наконец живущие от Голыгиной реки до Компановой отпали от жителей Курильской лопатки.

И хотя сии люди малочисленнее были, однако всех других превосходили силою, храбростью и разумом, нападали на различные остроги, отводили в плен женский пол и малолетних; ибо мать нынешнего тойона первого Курильского острова, именем Купини, была пленница, родом из Ичинского острожка, который лопатские жители погромили уже по прибытии россиян в ту сторону, чего ради островские жители ичинских камчадалов почитают за родню свою.