Чарльз Дарвин - Путешествие вокруг света на корабле «Бигль»

Весь остров до того горист, что проникнуть во внутреннюю часть его можно, только поднимаясь по долинам. Путь наш сначала проходил через леса, окаймляющие оба берега реки, и высокие центральные пики, мелькавшие, точно сквозь аллею, между качавшимися с одной стороны там и сям кокосовыми пальмами, были чрезвычайно живописны. Вскоре долина начала сужаться, а склоны ее стали высокими и более обрывистыми. Через три-четыре часа ходьбы ширина долины была уже немногим больше ширины русла реки. Стены справа и слева были почти вертикальны; но благодаря мягкости вулканических пластов из каждого выступа вырастали деревья и другая обильная растительность.

Кручи эти имели, должно быть, около тысячи футов в вышину, а всё вместе представляло узкое горное ущелье, гораздо более великолепное, чем всё, что мне приходилось видеть до сих пор. Пока полуденное солнце еще не стояло прямо над ущельем, воздух был прохладный и сырой, но тут стало очень душно. Мы пообедали в тени нависшей скалы, у подножия лавового столба. Мои проводники уже раздобыли целую миску мелкой рыбешки и пресноводных креветок. У них была с собой маленькая сетка, натянутая на обруч; в глубоких местах и в водоворотах они ныряли и, точно выдры, держа глаза открытыми и загоняя рыбу в норы и уголки, ловили ее.

В воде таитяне движутся с ловкостью земноводных животных. Случай, сообщаемый Эллисом, показывает, что они чувствуют себя в этой стихии как дома. Когда в 1817 г. с корабля спускали лошадь для короля Помаре, канаты лопнули, и лошадь упала в воду; туземцы немедленно спрыгнули за борт и своими криками и тщетными усилиями помочь животному чуть не утопили его. Но как только лошадь добралась до берега, все население бросилось бежать, стараясь спрятаться от этой «носящей человека свиньи», как они окрестили лошадь.

Несколько выше река разделялась на три небольших потока. Два северных были недоступны из-за ряда водопадов, низвергавшихся с зубчатых вершин самых высоких гор; к третьему, по всей видимости, точно так же нельзя было подступиться, но мы ухитрились подняться по нему самым необычайным путем. Склоны долины были здесь почти отвесны, но, как то часто бывает со слоистыми породами, из них выдавались маленькие уступы, густо заросшие дикими бананами, лилейными растениями и другими роскошными произведениями тропиков. Таитяне, карабкаясь по этим уступам в поисках плодов, открыли тропу, по которой можно было взобраться на самый верх обрыва.

Вначале подъем из долины был очень опасен, потому что нужно было преодолеть крутую стену обнаженной породы с помощью захваченных нами с собой веревок. Каким образом кому-то удалось открыть, что это страшное место – единственное, где можно взобраться по склону горы, – этого я не могу себе представить. Потом, осторожно подвигаясь вдоль одного уступа, мы подошли к одному из трех потоков. Над этим плоским уступом изливает свои воды с высоты около 100 футов красивый водопад, а под ним другой высокий водопад падал прямо в реку, протекающую внизу в долине.

Из этого прохладного, тенистого уголка мы пошли в обход верхнего водопада. Как и прежде, мы пробирались по небольшим уступам, причем густая растительность отчасти скрывала от нас опасность. При переходе с одного уступа на другой мы натолкнулись на вертикальную каменную стену. Один из таитян, ладный и проворный мужчина, приставил к ней древесный ствол, вскарабкался по нему, а затем, пользуясь трещинами, добрался до вершины, Он укрепил веревки на одном из выступов, поднял на них собаку и поклажу, а потом вскарабкались и мы.

Пропасть под тем уступом, на который был поставлен ствол дерева, была, должно быть, 500–600 футов глубиной, и если бы бездна не была отчасти скрыта нависшими над ней папоротниками и лилиями, то у меня закружилась бы голова, и ничто в мире не могло бы заставить меня предпринять подъем.

Мы продолжали восхождение то по уступам, то по острым, как лезвие ножа, гребням, с обеих сторон которых были бездонные ущелья. В Кордильерах я видал горы гораздо более грандиозных масштабов, но по крутизне с горами Таити вообще ничто не может сравниться. Вечером мы добрались до плоского местечка на берегу того же потока, вдоль которого мы по-прежнему шли и который спускается вниз цепью водопадов; тут мы расположились на ночь.

Обе стороны ущелья были покрыты обширными зарослями горных бананов, покрытых спелыми плодами. Многие из этих растений достигали 20–25 футов в вышину и трех-четырех в окружности. При помощи полосок коры вместо веревок, бамбуковых стволов вместо стропил и огромного бананового листа вместо крыши таитяне в несколько минут выстроили нам превосходный домик, а из увядших листьев соорудили мягкую постель.

После этого они начали разводить огонь и стряпать ужин. Огонь был добыт путем трения: тупой конец палки быстро двигали по проделанной в палке канавке как будто для того, чтобы углубить ее, пока от трения не загорелось раскрошившееся дерево. Для этой цели используется только одно особое, белое и очень легкое дерево ( Hibiscus tiliaceus ) [306], то самое, из которого делают жерди для поклажи и плавучие аутригеры [307]для каноэ. Огонь был получен в несколько секунд, но тому, кто не сведущ в этом искусстве, требуется, как я убедился, приложить величайшие усилия; в конце концов, однако, мне, к моей великой гордости, удалось зажечь древесную крошку.

Гаучосы в пампасах употребляют иной способ: взявши гибкую трость длиной около 18 дюймов, они упирают один ее конец в грудь, а другой, заостренный, в ямку в куске дерева и затем быстро вращают ее, ухвативши рукой прогнувшуюся часть, как плотник вертит коловорот. Таитяне, разведя небольшой костер из веток, положили на горящее дерево десятка два камней размером с крикетный шар. Минут за десять ветки сгорели, а камни накалились.

Таитяне уже заранее завернули в листья куски говядины, рыбу, спелые и неспелые бананы и верхушки дикого аронника [308]. Эти зеленые пакетики разложили в ямке между двумя слоями горячих камней, а потом ямку засыпали землею, чтобы сберечь и дым, и пар. В какую-нибудь четверть часа все чудесно испеклось. Тут отборные зеленые пакетики были положены на скатерть из банановых листьев, при помощи скорлупы кокосового ореха мы напились прохладной воды из ручья и насладились нашей непритязательной трапезой.

Я не мог без восхищения смотреть на окружающие растения. Со всех сторон росли целые леса банана, плоды которого, хотя они и употребляются в пищу в разнообразом виде, лежали кучами, сгнивая на земле. Перед нами раскинулись обширные заросли сахарного тростника, а ручей осеняли темно-зеленые узловатые стебли авы, столь знаменитой в дни прошлого своим опьяняющим действием [309].