Чарльз Дарвин - Путешествие вокруг света на корабле «Бигль»

Характер их движения был различен у разных видов; впрочем, у одних я не замечал ни малейшего движения, тогда как другие, обыкновенно широко раскрыв нижнюю челюсть, колебались взад и вперед, причем каждое колебание продолжалось около пяти секунд; были и такие, которые двигались быстро и порывисто. Будучи тронут иголкой, клюв обыкновенно захватывал ее кончик так крепко, что можно было трясти всю ветвь.

Эти придатки не имеют никакого отношения к образованию яиц или почек, поскольку сами они образуются раньше, чем в ячейках на концах растущих ветвей появляются молодые полипы; так как они движутся независимо от полипов и, по-видимому, никак с ними не связаны, а также имеют различные размеры во внешних и во внутренних рядах ячеек, я почти не сомневаюсь, что в своих функциях они связаны скорее с роговой осью ветвей, чем с полипами ячеек. Мясистый придаток на нижнем конце морского пера (описанного в главе о Байя-Бланке) также представляет собой часть всего зоофита в целом, точно так же как корни дерева составляют часть всего дерева, а не отдельного листа или цветочных почек.

У другой изящной маленькой кораллины ( Crisia ?) каждая ячейка была снабжена щетинкой с длинными зубчиками, обладавшей способностью быстро двигаться. Обыкновенно каждая из этих щетинок, так же как и каждая грифья головка, двигалась совершенно независимо от прочих, но иногда они двигались одновременно – то все по обеим сторонам, то только на одной стороне; иногда же они двигались в правильной последовательности одна за другой. Все эти движения ясно показывают, что, хотя зоофит и состоит из тысяч отдельных полипов, передача воли в нем так же совершенна, как у любого единичного животного. Впрочем, так же обстоит дело и с морскими перьями на берегу в Байя-Бланке, которые при прикосновении втягивались в песок.

Укажу еще один пример единообразного действия, правда, совершенно иного характера, у зоофита, весьма близкого к Clytia , а следовательно, очень просто организованного. Я держал в миске с соленой водой большой пучок этих зоофитов, и всякий раз, когда я тер в темноте какую-нибудь часть ветви, все животное начинало сильно фосфоресцировать зеленым светом; кажется, никогда не видал я ничего красивее в этом роде. Но замечательно было то обстоятельство, что вспышки света всегда передвигались вверх по ветвям, от их основания к концам [190].

Мне всегда было очень интересно заниматься исследованием этих колониальных животных. Что может быть замечательнее организма, имеющего вид растения, но производящего яйцо, которое может плавать, выбирать удобное место для прикрепления и давать затем от себя ветви, каждая из которых усеяна бесчисленными отдельными животными часто весьма сложной организации? Более того, ветви, как мы только что видели, иногда обладают органами, способными двигаться и в то же время независимыми от полипов. Каким ни удивительным всегда будет нам казаться это объединение отдельных особей на общей опоре, но то же самое являет нам каждое дерево, ибо почки следует рассматривать как отдельные растения. Однако полипа, снабженного ртом, кишечником и другими органами, естественно рассматривать как отдельную особь, тогда как индивидуальность листовой почки не так легко постижима; поэтому объединение отдельных особей в одно общее тело поражает нас сильнее у кораллины, чем у дерева.

Сущность колониального животного, в котором отдельные особи в некоторых отношениях не вполне самостоятельны, легче понять, вспомнив об образовании двух различных существ из одного, когда его разрезаешь пополам ножом или же когда сама природа разрешает задачу такого деления пополам. Мы можем рассматривать полипы у зоофита или почки на дереве как такие случаи, когда деление особи не доведено до конца. Совершенно безусловно для дерева, а судя по аналогии и для кораллин, что отдельные особи, развившиеся из почек, по-видимому, теснее связаны между собой, чем яйца или семена со своими родителями. Ныне, кажется, уже твердо установлено, что растениям, развившимся из почек, свойственна обычная продолжительность жизни; кроме того, всякому известно, какие своеобразные и многочисленные особенности безусловно передаются почками, отводками и черенками – особенности, которые при размножении семенами либо никогда не обнаруживаются, либо лишь в редких случаях.

Огненная Земля, первое прибытие. – Бухта Доброго Успеха. – Огнеземельцы на корабле. – Встреча с дикарями. – Лесной пейзаж. – Мыс Горн. – Бухта Вигвамов. – Жалкое положение дикарей. – Голод. – Людоеды. – Матереубийство. – Религиозные чувства. – Сильный шторм. – Канал Бигля. – Пролив Понсонби. – Сооружение вигвамов и поселение огнеземельцев. – Раздвоение канала Бигля. – Ледники. – Возвращение на корабль. – Вторичное посещение населения. – Равенство между туземцами.

17 декабря 1832 г. Покончив с Патагонией и Фолклендскими островами, я опишу теперь наше первое прибытие на Огненную Землю. Вскоре после полудня мы обогнули мыс Сан-Диего и вышли в знаменитый пролив Ле-Мер. Мы держались близко к берегу Огненной Земли, но среди облаков виднелись очертания суровой, негостеприимной Земли Статен. Во второй половине дня мы бросили якорь в бухте Доброго Успеха. При входе в бухту нас приветствовали туземцы – таким способом, какой подобал жителям этой дикой страны. Группа огнеземельцев, отчасти скрытая дремучим лесом, сидела на утесе, нависшем над морем, и, когда мы проплывали мимо, они вскочили и, размахивая своими рваными плащами, принялись испускать громкие, зычные крики. Дикари последовали за кораблем, и перед самым наступлением темноты мы увидели их костер и вновь услышали дикие крики.

Бухта представляет собой живописное водное пространство, наполовину окруженное низкими, округленными горами из метаморфического глинистого сланца, покрытыми до самой воды густым, мрачным лесом. Одного взгляда на этот ландшафт было достаточно, чтобы я понял, как сильно отличается он от всего, что я когда-либо видел. Ночью дул свежий ветер и с гор на нас неслись сильные шквалы. Нам пришлось бы плохо в это время в открытом море, и мы, как и другие мореплаватели, имели все основания назвать наше убежище бухтой Доброго Успеха.

Утром капитан направил отряд с целью завязать сношения с огнеземельцами. Когда мы подъехали на расстояние человеческого голоса, один из четырех туземцев вышел навстречу нам и стал отчаянно кричать, желая указать нам, где высадиться. Когда мы вышли на берег, дикари, казалось, несколько встревожились, но продолжали разговаривать и чрезвычайно быстро жестикулировать. То было, безусловно, самое странное и любопытное зрелище, какое я когда-либо видел; я не представлял себе, как велика разница между дикарем и цивилизованным человеком – она больше, чем между диким и домашним животным, поскольку у человека больше способности к усовершенствованию.