Чарльз Дарвин - Путешествие вокруг света на корабле «Бигль»

6 февраля. Мы прибыли в Вулью. Маттьюс так дурно отзывался о поведении огнеземельцев, что капитан Фицрой решил забрать его обратно на «Бигль»; в конце концов его оставили на Новой Зеландии, где жил его брат – миссионер. С момента нашего отъезда начался систематический грабеж; продолжали прибывать новые партии туземцев; Йорк и Джемми лишились многих вещей, а Маттьюс – почти всего, что не успел зарыть в землю.

Всякий предмет, по-видимому, туземцы раздирали на части и делили между собой. Маттьюс рассказал нам, как вынужден был все время держаться настороже, в самом тревожном состоянии; днем и ночью его окружали туземцы, которые старались извести его, не прекращая шуметь над самой его головой. Однажды старик, которому Маттьюс предложил выйти из вигвама, немедленно вернулся с большим камнем в руке; в другой раз пришел целый отряд, вооруженный камнями и кольями, и некоторые из молодых людей, в том числе брат Джемми, принялись кричать; Маттьюс встретил их подарками. Другая группа показывала ему знаками, что его хотят раздеть догола и выдернуть все волосы на лице и теле. Я думаю, что мы прибыли как раз вовремя, чтобы спасти ему жизнь.

Родственники Джемми были так тщеславны и глупы, что показывали чужим свою краденую добычу и рассказывали, каким образом приобрели ее. Тяжело было оставлять троих огнеземельцев среди их диких соотечественников; но хорошо было и то, что за себя лично они не опасались. Йорк, сильный, решительный мужчина, был твердо уверен, что хорошо заживет со своей женой Фуэгией. Бедный Джемми выглядел более расстроенным и в то время, не сомневаюсь, был бы рад вернуться к нам. Его родной брат украл у него много вещей. «Как это назвать?» – восклицал он и бранил своих земляков: «Все плохие люди, ничего no sabe (не знают)», – и хотя никогда прежде я не слыхал, чтобы он чертыхался, добавлял: «Проклятые дураки!»

Наши трое огнеземельцев провели только три года с цивилизованными людьми, но я уверен, были бы рады сохранить свои новые привычки; впрочем, это, очевидно, было невозможно. Боюсь, более чем сомнительно, чтобы путешествие принесло им хоть какую-нибудь пользу.

Вечером, с Маттьюсом на борту, мы направились обратно к кораблю, но не по каналу Бигля, а вдоль южного берега. Боты были тяжело нагружены, а море бурно, так что переход наш был весьма опасен. К вечеру 7-го числа мы были уже на борту «Бигля», пробыв в отсутствии двадцать дней, за которые прошли 300 миль в открытых шлюпках. 11-го капитан Фицрой лично навестил наших огнеземельцев: они поживали хорошо и лишились еще только очень немногих вещей.

В последний день февраля следующего года (1834) «Бигль» бросил якорь в прекрасной бухточке у восточного входа в канал Бигля. Капитан Фицрой решился на смелую и, как оказалось, успешную попытку пройти, лавируя против западных ветров, по тому же маршруту, по которому мы шли на шлюпках, к поселению в Вулье. Мы не встречали туземцев в большом количестве, пока не оказались близ пролива Понсонби, где за нами увязалось десять или двенадцать челноков. Туземцы совершенно не понимали, зачем мы то и дело поворачиваем, и вместо того чтобы идти нам наперерез во время каждого галса, безуспешно старались поспевать за нами, следуя тем же зигзагообразным курсом.

Я с удовольствием отметил, насколько возрос мой интерес к этим дикарям, после того как соотношение сил резко изменилось в нашу пользу. Во время путешествия на шлюпках я возненавидел самый звук их голосов, – так они нам досаждали. Первое и последнее слово было «яммершунер». Когда, войдя в какую-либо тихую бухточку и осмотревшись, мы уже думали, что спокойно проведем ночь, из какого-нибудь темного уголка пронзительно раздавалось ненавистное слово «яммершунер», а затем взвивался сигнальный дымок, повсюду разнося весть о нашем прибытии.

Покидая какое-нибудь место, мы говорили друг другу: «Слава Богу, мы, наконец, избавились от этих несчастных!» – как вдруг наших ушей еще раз достигал слабый отголосок зычного крика, слышного на огромном расстоянии, и мы явственно различали «яммершунер». Теперь, однако, чем огнеземельцев было больше, тем было нам веселее, да и в самом деле было очень весело. Обе стороны смеялись, удивлялись, глазели друг на друга; мы жалели их, глядя, как они отдают нашим хорошую рыбу и крабов за тряпки и тому подобное, они же не хотели упускать случая, найдя дураков, которые меняют такие великолепные украшения на какой-то ужин.

Всего забавнее было видеть непритворную улыбку удовлетворенности, с которой одна молодая женщина, с лицом, вымазанным черной краской, повязывала вокруг головы несколько лоскутков ярко-красной ткани вместе с тростником. Ее муж, пользовавшийся весьма широко распространенной в этой стране привилегией иметь двух жен, возревновал свою молодую жену за все оказанное ей внимание, переговорил со своими нагими красавицами и вместе с ними отплыл прочь от нас.

Некоторые огнеземельцы ясно показали, что имеют неплохое понятие о меновой торговле. Я дал одному из них большой гвоздь (ценнейший подарок), не требуя ничего взамен; но он немедленно выбрал двух рыб и протянул мне наверх на конце своего копья. Если подарок предназначался для одного челнока, а падал около другого, его неизменно отдавали законному владельцу. Мальчик-огнеземелец, находившийся на борту судна м-ра Лоу, придя в сильнейшее раздражение, показал, что ему и в самом деле было стыдно, когда его назвали лжецом – упрек, вполне им заслуженный.

И в этот раз мы, как всегда прежде, изумлялись, как мало туземцы обращают внимания или, вернее, не обращают вовсе никакого внимания на многие вещи, польза которых должна быть им очевидна. Несложные и незначительные обстоятельства, например красота ярко-красной ткани или синих бус, отсутствие у нас женщин, наша привычка умываться, – возбуждали в них изумление гораздо большее, нежели какой-нибудь крупный или сложный предмет, например наш корабль. Бугенвиль удачно заметил относительно этих людей, что они относятся к «величайшим произведениям человеческого искусства как к законам природы и ее явлениям».

5 марта мы бросили якорь в бухте Вулья, но не увидели там ни души. Это нас встревожило, так как туземцы в проливе Понсонби показывали нам жестами, что там произошло сражение; впоследствии мы узнали, что с гор спустились страшные люди о́на. Вскоре мы увидели приближающийся челнок с развевающимся маленьким флагом; один из мужчин в нем смывал краску с лица. То был бедный Джемми, ныне худой, осунувшийся дикарь, с длинными всклокоченными волосами и голый, с одним лишь куском одеяла вокруг пояса. Мы узнали его только тогда, когда он был уже близко от нас: ему было стыдно за себя, и он повернулся спиной к кораблю. Мы оставили его толстым, жирным, чистым и хорошо одетым, и никогда не видал я такой резкой и прискорбной перемены.