Саймон Моррисон - Лина и Сергей Прокофьевы. История любви

Сергей включил в программу произведения Скрябина и Рахманинова в надежде на то, что последний придет на концерт. Рахманинов недавно прибыл в Нью-Йорк, и Сергей рассчитывал удостоиться внимания и уважения соотечественника, пианиста и композитора, достигшего высот славы, к которым Прокофьев пока только стремился. Но Рахманинов обошел вниманием его выступление, и Сергей сделал вывод, что тому просто неинтересны «взгляды молодежи» [52]. Очевидно, он «продал душу дьяволу за американские доллары», презрительно хмыкал Сергей, если вместо серьезной музыки исполняет популярные произведения [53].

В любом случае Сергей добился желаемого эффекта – ультрамодернист, интеллектуал, ниспровергатель традиций. Во время трех перерывов в концерте Сергей десять раз выходил на поклоны и на следующий день насчитал в прессе одиннадцать рецензий. Он был готов к уничижительной критике – его музыка XX века была непривычна для ушей XIX века. В конце концов, одно не слишком удачное выступление перед консервативными слушателями не нанесет ущерба карьере. Кроме того, он был способен лучше, чем критики, оценить успех своего выступления. Статьи, как он и предполагал, были нелестными. New York Times назвала его человеком «отвратительных эмоций. Ненависть, презрение, гнев – прежде всего гнев, – отвращение, отчаяние, осмеяние и вызов служат в качестве образцов настроения» [54]. У критика из Tribune хватило наглости назвать его музыку «адским снадобьем», смешанным в «ведьмином котле», – только для того, чтобы на следующий день отказаться от своих слов [55]. Оказалось, случайно перепутал Прокофьева с другим ультрамодернистом.

В тот вечер на концерте не присутствовал новый друг и наставник Сергея, Алексей Сталь, – он слег от тяжелой болезни. Лина тоже была знакома со Сталем через певицу Веру Янакопулос, драматическое сопрано. Прокофьев и Сталь виделись по нескольку раз в неделю, но теперь, когда Сталь заболел испанским гриппом, испанкой, «кашлял как сумасшедший», а температура поднялась выше 40 градусов, Сергей воздерживался от визитов [56]. Композитор был уверен, что непременно заразится этой смертельной болезнью, как заразились ею тысячи жителей Нью-Йорка в конце 1918 года. Даже легкий насморк повергал его в панику, и Сергей отказывался от посещения Сталя до тех пор, пока не получил письменную гарантию, что в доме проведена дезинфекция.

Они случайно встретились летом 1918 года в Иокогаме, когда оба направлялись в Соединенные Штаты – хотя и по абсолютно разным причинам.

Сталь был очевидцем и в некотором смысле жертвой политического хаоса в России в период между 1905 и 1917 годами. Будучи членом Временного правительства, пришедшего к власти после отречения царя, после большевистского переворота он оказался в Японии. Тем не менее бывшему московскому и петербургскому судье удалось поддерживать связи с Россией. В Нью-Йорке Сталь установил добрые отношения с русским консулом – потенциальным работодателем для себя и возможным источником финансирования для Сергея. Прокофьев, активно интересовавшийся новостями из России, навещал Сталя во всех его квартирах в Вест-Сайде (со 133-й улицы Сталь переехал на 86-ю, оттуда на 112-ю, а после этого уже арендовал вместе с Верой большой дом на Стейтен-Айленде). Они обсуждали захват большевиками Кремля и жестокую борьбу между красными и белыми – ту самую, из-за которой мать Сергея оказалась в опасности. Сталь потчевал Сергея рассказами о своей захватывающей работе до революции. Он вел агитацию за освобождение политических заключенных и являлся членом Союза освобождения; в 1905 году был арестован за агитационную деятельность. В 1906 году Сталь был изгнан из России, уехал во Францию; в 1913 году был помилован и вернулся. Все это время Сталь был активным членом французской и американской масонских лож и участвовал в создании Российского общества Красного Креста. В 1917 году он отправился по делам в Японию как член Дальневосточного комитета, но после большевистского переворота решил не возвращаться и продолжил путь на восток, пока не добрался до Соединенных Штатов, где и познакомился с Сергеем. В Россию Сталь так и не вернулся.

Несмотря на международные связи, Сталь не смог завоевать прочное положение в Соединенных Штатах, за исключением членства в Великой масонской ложе Нью-Йорка. Поэтому всю свою энергию он направил на развитие певческой карьеры Янакопулос, дважды сопровождал ее в Рио-де-Жанейро, а в 1921 году они переехали в Париж. После переезда в жизни Сталя произошли неожиданные перемены. Сталь создал Les Craquantes, фабрику по производству хрустящего картофеля, в северо-восточном пригороде. Доходы этого предприятия были достаточными, чтобы Вера Янакопулос занималась пением, не заботясь о финансовой стороне дела. Кроме того, в начале 1930-х годов Сталь занялся частной юридической практикой.

Сергея, так же как и Лину, восхищала поразительная жизненная стойкость этого человека. Его советы по самому широкому кругу вопросов, как личных, так и профессиональных, были неоценимы. Сталь был неутомим на выдумки. Сергей вспоминал, как однажды в Париже они отправились «в своего рода ночной клуб, где поют заупокойную мессу, кладут вас в гроб и затем, с помощью зеркал, на вашем теле начинают появляться пятна, и вот в гробу уже лежит скелет» [57]. Однако в 1924 году между Сергеем и Янакопулос произошла ссора – Вера отказалась от выступления по составленной Сергеем программе концерта. Гордость Прокофьева была задета, и он не мог простить Веру. Впрочем, к тому времени он уже разочаровался в Париже и обдумывал другие варианты. Сергей пришел к выводу, что «город огней» испортился и стал «уже не тот».

Сергей восхищался хитроумием Сталя, однако не мог понять, как ему удалось обольстить Янакопулос, которой в 1918 году, когда она приехала в Нью-Йорк, было всего двадцать пять. Сталь был на 21 год старше и вдобавок женат. Сталь ушел от супруги, чтобы быть с Верой. Янакопулос родилась в Бразилии, но росла и училась в Париже. Начинала карьеру как альтистка, потом стала певицей. Французским Вера владела намного лучше португальского, при первой встрече Сергей даже принял ее за парижанку. В 1919 году он привлек Веру и Сталя к работе над французским вариантом либретто оперы «Любовь к трем апельсинам». Сталь взялся за работу, потому что у него было свободное время и он нуждался в деньгах, а Янакопулос была в долгу у Сергея. На первом концерте в Нью-Йорке, состоявшемся 14 декабря 1918 года, она исполнила три песни, написанные Прокофьевым. И на концерте в Эолиан-Холл сразу после Рождества, 29 декабря, она исполнила романс Римского-Корсакова в оркестровке Прокофьева. Сергей восхищался ее бьющей через край энергией, даже если, как не уставали твердить критики, она просто маскировала слабую исполнительскую технику.