Льюис Кэрролл - Дневник путешествия в Россию в 1867 году

Вся церковь была увешана иконами, перед ними горели свечи и стояли ящики для пожертвований. Я видел, как одна бедная женщина подошла к изображению св. Петра, держа на руках больного ребенка: сначала она дала стоявшему на часах солдату монету, которую тот положил в ящик, после чего приступила к длинной череде поклонов и крестных знамений, все это время успокаивающе говоря что-то своему несчастному младенцу. По ее измученному, полному тревоги лицу было видно, что она верит, что ее действия каким-то образом умилостивят св. Петра и он поможет ее ребенку.

Из крепости мы перешли по мосту на Wassili Ostrov (остров Василия) и осмотрели значительную его часть: названия магазинов и проч. почти все были на русском. Соответственно, для того чтобы купить хлеба и воды в одной из маленьких лавок, мимо которой мы проходили, я выудил в словаре два слова: «khlaib» и «vadah», чего оказалось вполне достаточно для совершения сделки.

Сегодня вечером, поднявшись в свой номер, я обнаружил, что на утро нет ни воды, ни полотенца и, что еще больше усугубляло восторг ситуации, колокольчик (по зову которого явилась бы немецкая горничная) отказывался звонить. Столкнувшись с такой приятной неожиданностью, я был вынужден спуститься вниз и найти слугу, который, к счастью, оказался моим коридорным.

Испытывая трепетную надежду, я обратился к нему на немецком, но тщетно — он лишь отчаянно затряс головой, поэтому мне пришлось (после поспешной консультации со словарем) изложить свою просьбу по-русски, что я и сделал в исключительно доступной форме, игнорируя все слова, кроме самых основных.

К нам зашел наш попутчик, мистер Александр Муир, и пригласил нас завтра посетить Петергоф, осмотреть достопримечательности (в сопровождении его компаньона) и отобедать вместе с ним. День мы посвятили посещению «Эрмитажа» (т. е. собрания картин и проч. в Зимнем дворце) и Александро-Невского монастыря.

В Эрмитаже, где мы намеревались ограничиться исключительно картинами, мы попали в руки гида, который показывал скульптуры и который, игнорируя все намеки на то, что мы хотели бы попасть в галерею, настоял на том, чтобы провести нас по своему отделу и, таким образом, отработать свой гонорар. Тем не менее это чудесная коллекция древнего искусства, на которую потрачены почти неисчислимые средства.

Картины нам удалось посмотреть лишь частично и второпях, но они, как и скульптуры, составляют просто бесценную коллекцию. В одном из больших залов были выставлены в основном работы Мурильо,— одна из них необыкновенно прелестная — «Успение Богородицы», и еще «Видение Иакова». (Вопр.: То, что представлено в виде гравюры у д’Ойли и Марта?) В другом зале было множество картин Тициана. Не имея времени на всю или даже половину коллекции, мы перешли к голландской школе, чтобы посмотреть «Шедевр» Поля Поттера, картину, описанную Мюрреем и представляющую, с исключительным мастерством и юмором, отдельными фрагментами сцены охоты на различные виды дичи, льва, кабана и проч., и финальную сцену, когда все животные собираются для того, чтобы судить и казнить охотника и его собак.

Картина, которую я главным образом запомнил, это круглое полотно «Святое семейство» Рафаэля, весьма изысканная.

Мы взяли дрожки от Зимнего дворца до монастыря. Здесь нам удалось посмотреть только церковь, в которой хранятся огромные количества золота, серебра и драгоценностей в виде усыпальниц и проч. Мы оставались там до окончания вечерней службы, которая в основном была такой же, как и в Исаакиевском соборе, разумеется, с очень небольшим числом прихожан.

Примерно в половине одиннадцатого за нами заехал г-н Меррилис и с поистине замечательной любезностью вызвался пожертвовать своим днем, чтобы свозить нас в Петергоф, находящийся милях в двадцати, и показать нам это место. Мы сели на пароход и поплыли по гладкому и пресному Финскому заливу: первая особенность характерна для всего Балтийского моря, вторая свойственна значительной его части. Участок между двумя берегами, длиной около пятнадцати миль, очень мелок, во многих местах всего шесть-восемь футов глубиной, и каждую зиму полностью замерзает, покрываясь льдом толщиной два фута, а когда сверху его заносит снегом, образуется твердая равнина, которая регулярно используется для поездок, хотя огромные расстояния без еды или укрытия опасны для плохо одетых путников.

Г-н Меррилис рассказал нам о своем знакомом, который, проезжая по заливу прошлой зимой, видел замерзшие тела восьми человек… По дороге мы хорошо рассмотрели финский и кронштадтский берег… Когда мы высадились в Петергофе, оказалось, что нас уже дожидается экипаж г-на Муира, и с его помощью, постоянно выходя, чтобы пройти пешком по тем участкам, где экипаж не мог проехать, мы обошли и объехали территорию двух императорских дворцов, включая множество летних домиков, каждый из которых сам по себе мог бы быть весьма неплохой резиденцией, поскольку, несмотря на небольшие размеры, они были оборудованы и украшены во всех отношениях, которые мог бы подсказать вкус или позволить огромные средства. Своим великолепием — разнообразной красотой и совершенным сочетанием природы и искусства, я думаю, эти сады затмевают сады «Сан-Суси». На каждом углу или в конце проспекта или аллеи, где можно было установить скульптуру, таковая скульптура непременно присутствовала, в бронзе или в белом мраморе, многие из последних имели позади нечто вроде округлой ниши с черным фоном, чтобы фигура выглядела более рельефно. В одном месте мы обнаружили серию идущих уступами карнизов, сделанных из камня, по которым каскадом стекает вода; в другом была длинная аллея, тянущаяся вниз по склонам и лестницам и закрытая сверху решетчатыми арками, которые были оплетены вьющимися растениями, — и еще — огромный первозданный валун, из которого, прямо на месте его обитания, высекли гигантскую голову с нежными очами, похожими на глаза сфинкса,— казалось, словно какой-то погребенный в земле Титан пытается вырваться, освободиться; еще фонтан, настолько искусно созданный из расположенных спиралевидных трубок, что каждый следующий круг выбрасывает воду выше, чем предыдущий, образуя в целом пирамиду сверкающих брызг; лужайка, виднеющаяся под нами сквозь прогалину в деревьях с нитями алых гераней, которые выглядят на расстоянии как огромная ветка кораллов; то здесь, то там длинные широкие аллеи деревьев, идущие во всех направлениях, иногда по три-четыре рядом, а иногда расходясь лучами, как звезда, и уходя вдаль настолько, что глаз почти устает следить за ними...

Все изложенное послужит скорее для того, чтобы напомнить мне, чем передать хоть какое-то представление о том, что мы видели.