Игорь Курукин - Анна Иоанновна

Ему удалось объединить в рамках Военной коллегии громоздкую систему управления — семь канцелярий и контор. Основанный по его инициативе Шляхетский кадетский корпус стал не только школой подготовки офицерских кадров, но и одним из важнейших учебных заведений России той эпохи. На командные должности запретили назначать неграмотных, вновь открылись гарнизонные школы. Из артиллерийского полка был выделен самостоятельный Инженерный корпус, состоявший из сапёров, минёров и понтонёров.

Созданная в 1732 году Воинская морская комиссия вместе с Сенатом пришла к выводу о необходимости отказаться от петровской программы строительства больших военных кораблей в запертом Балтийском море. В сенатском докладе флоту отводилась более реалистичная вспомогательная роль — оборона побережья от наиболее вероятного противника, Швеции; «по пропорции опасности» строить надлежало преимущественно средние 66-пушечные корабли. Однако нельзя говорить о каком-либо упадке флота. Строительство кораблей шло при Анне интенсивнее, чем в последующее царствование Елизаветы; именно тогда была создана Архангельская военно-морская верфь — вторая кораблестроительная база флота. Всего же только для Балтийского флота было построено около сотни судов и галер {554} . По «ведомости о корабельном флоте» от 23 октября 1740 года в строю находилось 22 170 моряков и 40 военных судов, в том числе стопушечный, семидесятипушечный, девять 66-пушечных и девять 54-пушечных линейных кораблей и десять фрегатов. А вот при Елизавете Петровне в 1750 году в море могли выйти только 17 военных кораблей {555} .

Строительство укреплённых линий потребовало огромных средств и не всегда могло предотвратить татарские набеги — например зимой 1736/37 года на Украине. Новые правила предусматривали преимущественно обучение неприцельной стрельбе в ущерб штыковой атаке. Увеличение артиллерийского парка снизило его мобильность и привело к разномастности калибров пушек. Пожалуй, полезным нововведением стали только три гусарских полка. Миних считал, что решающую роль в победах Евгения Савойского над турками сыграла тяжёлая кавалерия (рейтары и кирасиры), поэтому в 1731 году переформировал три драгунских полка в кирасирские. Рослых лошадей для них ввозили из Германии. Появление кирасирских полков способствовало улучшению конезаводства, но обходились они весьма дорого и оказались бесполезными против турок и татар {556} .

Названные меры вроде бы свидетельствовали о стремлении быстрее «европеизировать» русскую армию. Но это было не всегда разумно, как и введение новой формы и «пуклей с косами»: в армии появились манжеты, «штиблеты» (холстинные гетры); длинные косы светлых париков рядовые должны были оплетать чёрной кожей, офицеры — такого же цвета лентой. Для нижних чинов пудра на париках заменялась мукой, которую накладывали, размешав в воде, чтобы при затвердевании она держала форму причёски. Введение прусских мундиров не учитывало климата. Кажется, на склоне лет это понял и сам Миних — вернувшись из сибирской ссылки, он советовал Петру III не вводить в русской армии прусские мундиры.

Так или иначе, эти реформы закрепляли взятый при Петре I курс на строительство военной империи. К концу правления Анны армия составляла почти семь процентов населения, в полтора раза превосходя по численности торговцев и ремесленников {557} . Слабость русской экономики делала давление армии на государственный бюджет более тяжёлым, чем в любой другой европейской стране той эпохи.

Не удалась и реформа Сената. Образованные департаменты скоро превратились в канцелярские отделы для предварительной подготовки дел к слушанию, а уже в 1731 году вообще исчезли. Провозглашённое указами императрицы Генеральное межевание было свёрнуто не начавшись; возможно, правительство не смогло найти достаточного количества компетентных руководителей и исполнителей масштабной работы.

Безрезультатно завершились при Анне Иоанновне усилия по составлению новых штатных расписаний учреждений. Сенат обсуждал этот вопрос в 1732-м, потом в 1734 году, после чего он был отложен; только в 1739 году в Кабинет министров были переданы штатные расписания некоторых коллегий и контор. Кабинет вернул их на доработку, которая так и не закончилась до конца царствования. Как видно из сенатского доклада, централизация противоречила ведомственным интересам; Военная коллегия, Соляная контора, Генерал-берг-директориум, Медицинская коллегия и все дворцовые ведомства получили право самостоятельно утверждать свои штаты {558} .

Правительственные решения воспроизводили уже опробованные меры: сокращение штатов в коллегиях, слияние учреждений (Берг- и Коммерц-коллегий), уменьшение жалованья «приказным» на треть, выдачу его «сибирскими товарами» или запрещение получать деньги до окончания расчётов с армией {559} . Такое «удешевление» госаппарата замыкало порочный круг и оборачивалось проблемой хронической недостачи подготовленных кадров. Донесения больших и маленьких администраторов в Кабинет министров по-прежнему содержали жалобы на нехватку «подьячих». Чиновники еле-еле могли обеспечить текущее управление и не имели возможности заниматься выработкой государственной политики — для этого приходилось постоянно создавать вневедомственные комиссии {560} .

Выход из этого тупика обычно отыскивался по принципу тришкина кафтана: «приказных» забирали из одного места и перебрасывали в другое, где в данный момент нужда в них была самой острой. Поэтому случались ситуации, когда первые сановники империи лично перемещали подьячих из Ямской канцелярии в Тайную или решали, где именно надлежит работать секретарю Петру Зелёному, поскольку на него претендовали сразу две конторы. В итоге приняли соломоново решение: «…в Провиантской канцелярии… быть в неделе по 2 дни, а прочие 4 дня быть в Генеральном кригс-комиссариате» {561} . Московский генерал-губернатор Г.П. Чернышёв оправдывал своё «слабое управление» прежде всего тем, что «секретари и подьячие лучшие разобраны, а именно, в Камор-коллегию и другие места взято сорок два». Новгородский вице-губернатор А.Ф. Бредихин просил о срочной присылке в губернию не менее сотни «приказных служителей», поскольку имевшихся постоянно забирают «в разные команды» {562} . На подобные просьбы Кабинет отвечал отказом — присылать было некого.

Обычные наказания в виде штрафов, кажется, уже никого не пугали. Посланные для «понуждения» чиновников к скорейшему исполнению столичных приказов и «сочинению» необходимых справок и отчётов сообщали, что «секретари и приказные служители держатся под караулом без выпуску». Их начальникам приходилось платить немалые штрафы (по 50–100 рублей); но дело с места не двигалось: бывалые «подьячие» подобные начальственные наскоки «ни во что считали», а урезанное жалованье с лихвой восполняли за счёт всевозможных поборов.