Игорь Курукин - Анна Иоанновна

Эти деньги и вещи проходили через руки придворного «фактора» Исаака Липмана, которого Анна Иоанновна 8 марта 1731 года особым патентом «в наши обер гофкомиссары всемилостивейше пожаловала» {387} . Его порой представляют неким «серым кардиналом» Бирона и чуть ли не закулисным правителем страны. «Герцог… следует только тем советам, которые одобрит жид, по имени Липман, достаточно хитрый, чтобы разгадывать и вести интриги. Он один только посвящается в тайны герцога, своего господина, и всегда присутствует на его совещаниях с кем бы то ни было. Можно сказать, что этот жид управляет Россиею», — докладывал из Петербурга саксонский посланник Зум в 1738 году.

На самом деле всё было несколько проще: процесс «европеизации» царского двора, проходивший по «образцам» германских дворов, привёл к появлению в России типичной для них фигуры «придворного еврея». «Обер-гоф-фактор», «кабинет-фактор» или «финансовый агент» в XVIII столетии выступал в качестве влиятельного банкира, расторопного комиссионера, поставщика армии, дипломата.

«Императорский придворный фактор» и богатейший еврей Германии Самсон Вертхеймер (его называли даже «еврейским императором») с честью служил трём поколениям Габсбургов; это он оплатил переговоры и заключение Утрехтского мира, завершившего Войну за испанское наследство. Придворный еврей саксонского курфюрста Августа II Бернд Лехман в 1697 году собрал десять миллионов талеров, с помощью которых обошёл французского принца на «выборах» короля Речи Посполитой. Подвизавшиеся при прусском дворе Моисей и Элиас Гумперты взяли на откуп всю торговлю табаком. Такие советники и агенты на все руки имелись при дворах в Мекленбурге, Ганновере, Байрейте, Баварии, Майнце, Вюртемберге, Ансбахе, Брауншвейге и десятках других больших и малых княжеств. Они давали сильным мира сего ссуды, переводили из страны в страну крупные суммы, доставляли с ярмарок в Лейпциге и Франкфурте парчу, бархат, кружева, драгоценные камни и любые другие дорогие и престижные товары. Порой они достигали высокого положения, как «резидент в Верхней Силезии» Лехман или тайный советник герцога Вюртемберг-ского Йозеф Оппенгеймер. Но и цена успеха была высока — Лехман разорился, а Оппенгеймер («еврей Зюсс» из романа Л. Фейхтвангера) был повешен в 1737 году в Штутгарте по обвинению в государственной измене {388} .

Такой же фигурой при русском дворе был Липман. Появился он там раньше Бирона — ешё при Петре II одалживал деньги иностранным дипломатам. Во времена Анны Иоанновны он стал доверенным комиссионером и «поставщиком двора» по части ювелирных изделий и дорогой посуды. Он обеспечивал перевод денег русским дипломатам для чрезвычайных нужд, как это было во время миссии К.Г. Левенвольде в Варшаве в 1733 году; через него получали российские «пенсии» польские магнаты. В 1739-м Липман заказал (за семь тысяч рублей) изготовление Андреевского ордена для маркиза Вильнёва, которого решили наградить за посредничество на переговорах с турками, а в 1740-м — доставил (за четыре тысячи рублей) к русскому двору немецкую театральную труппу. Одновременно он выступал в качестве крупного подрядчика, поставлявшего вино и поташ, сукно и лошадей для армии, соль для Адмиралтейства {389} . Бирон, постоянно испытывавший нехватку денег, занимал их где придётся, даже у своего камердинера, и тоже прибегал к услугам Липмана. Расплатиться же так и не успел: в описи бумаг сосланного герцога значится «щет Липмана з бывшим регентом на двести на дватцать четыре тысячи восемьсот девяносто три рубля» {390} .

Помимо Липмана, царица заказывала различные товары у курляндского купца, «гоф и камер-фактора» Даниэля Фермана, заплатив за них в 1732–1740 годах 465 181 рубль. Анна Иоанновна любила не только бриллианты, но и другие драгоценные камни. Записи о «комнатных» расходах императрицы говорят, что она указывала «выдать двора нашего нижеписанным людем за взятыя у них в комнату нашу красные камни: камер-пажу Ивану Самарину 70 руб., тафельдекеру Ивану Сидорову 20 руб.», «записать в расход 2249 руб. 50 коп., отданные ея светлости герцогине Курляндской на заплату за взятыя в комнату нашу яхонтовыя каменья да за крест и серьги бриллиантовыя». В 1738 году, узнав, что граф П.Б. Шереметев получил от П.М. Салтыкова под пятисотрублёвый залог «камение яхонт красный», государыня потребовала прислать драгоценность ей и обещала, что деньги «отданы быть имеют неотменно» {391} .

Начальник Оренбургской экспедиции И.К. Кирилов прибыл для доклада ко двору с «изрядными камнями» (порфиром, яшмой, агатами), которые, по сообщению «Санкт-Петербургских ведомостей» в январе 1736 года, императрица изволила «милостиво принять». Особо интересовалась Анна драгоценностями опальных и «изустным приказом» потребовала в декабре 1739 года доставить ей из Тайной канцелярии «алмазные камни» и «искры», изумруды, бриллиантовые перстни, золотые часы и табакерки из «пожитков» казнённого князя И.Г. Долгорукова {392} .

Государыня лично посещала придворного ювелира француза Бенуа Граверо. «В то время, — вспоминал ученик Граверо швейцарец Иеремия Позье, сам ставший впоследствии придворным «брильянтщиком», — пришёл караван из Китая, и императрица Анна получила с Востока множество драгоценных камней, рубинов и т. п. Ей любопытно было посмотреть, как их режут и шлифуют, и она дала знать моему хозяину, чтобы тот перенёс аппарат ко двору в комнаты, находившиеся недалеко от её покоев. Там мы проработали месяца два или три. Она приходила туда каждый день два, три раза, смотрела, как мы работаем, и приказывала моему хозяину являться в мастерскую рано утром, потому что она рано вставала» {393} . В апреле 1738 года российский посланник в Гааге граф А.Г. Головкин получил указание: «Вы старатся имеете в Галандии сыскать таких величин красных яхонтов, которые обыкновенно по-француски называются “rubin oriental”». Императрица заказала восемь круглых и 22 овальных камня и указала их желаемые размеры, разрешив, впрочем, приобрести «немного поменше и покруглее». Покупку належало произвести немедленно, но как бы для себя — бережливая Анна Иоанновна опасалась, что, узнав об истинном покупателе, купцы «дорожится будут» {394} .

Удивлявшая современников роскошь требовала немалых расходов. При Анне даже такой вельможа, как А.П. Волынский, которого трудно считать малообеспеченным, тяготился «несносными долгами» и искренне считал возможным «себя подлинно нищим назвать». В таких случаях включался важный механизм самодержавной власти — раздача пособий и ссуд, порой намного превосходивших официальное жалованье.

Это понятие применительно к тем временам не было похоже на современную зарплату: министры, генералы и прочие «управители» не получали положенное содержание регулярно, а должны были просить у монархини. Она же отнюдь не всегда считала выплату жалованья обязанностью государства. В декабре 1738 года Анна «с великим неудовольствием» обнаружила, что «по определениям сенатским, из государственных доходов, которые чрез Штатс-контору в расход употребляются, издержано на заплату жалованья сенаторам и другим чинам на прошлые годы и прочие чрезвычайные дачи 51 321 рубль», и потребовала от Сената немедленного ответа. Рассмотревший его Остерман признал, что иные сенаторы годами «без жалованья присутствовали» {395} .